не догадывался. В толпе, на набережной, в аллеях приморского парка… Прошёл, промелькнул… Всегда один. Всегда сосредоточенный на своём.
Всегда выпадающий из толпы.
Взгляд мой мгновенно подмечал: опять он усталый, опять грустный…
* * *
Я сидела на пустынном пляже, под брезентовым тентом – как под куполом шапито. Моросил дождь… Штормило… По звонким гальчатым волнам бродили мальчишки, собирая выброшенные на берег монеты – делали свой маленький бизнес…
И вдруг я увидела его.
Он шёл у самой кромки воды, подняв воротник кожаной куртки, засунув руки в карманы. Волосы намокли и прилипли ко лбу. Один, на пустом берегу…
Ну, оглянись же, оглянись!
И он – оглянулся. Пристально вгляделся в моё лицо и улыбнулся обрадовано и удивлённо – как тогда, в цирке.
– Тоже любите дождь? – спросил он, подходя и опускаясь рядом со мной на скамью.
– Люблю.
– А что вы пишете? – он кивнул на блокнот в моих руках.
– Стихи.
– Прочтите что-нибудь.
Он смотрел так приветливо, так дружески, что мне стало легко и свободно, как будто мы давным-давно знаем друг друга…
И я прочла ему маленькое стихотворение, только что написанное:
Я пишу тебе письма,
Я пишу тебе длинные…
Опускаю их в ящик,
Холодный от инея.
Гулко в дно ударяются
Мои беды и радости…
Только письма теряются,
Ведь они – все без адреса…
– Хорошо, – сказал он. – Мне нравится.
– Правда?
– Правда! – засмеялся он. – Я всегда говорю правду.
Сердце моё ликовало.
Он улыбнулся:
– А ведь мы с тобой коллеги! Я тоже пишу. Только не стихи, а новеллы. Вот послушай одну, это самая короткая:
Я карманный вор. Я король карманных воров.
Я богат и счастлив. Я почти что счастлив…
Жаль только, что никто в кармане не носит сердца.
Он замолчал. Лицо его, такое открытое и приветливое, замкнулось. Нет, наверное, не почудилось мне тогда, в цирке, что, кроме трёх зонтиков, у него никого нет…
Чем я могу помочь ему? Как поделиться с ним той радостью, которую он сам подарил мне?
– Ну, что с тобой? – окликнул он меня, словно вернувшись издалека. – Улыбнись сейчас же!
Он состроил рожу, чтобы рассмешить меня, и мы оба засмеялись, но – невесело.
– Почему вы смеётесь?
– Так я же клоун…
Ветер убрал волосы с его лба, высокого и чистого, как у ребёнка. А на правой щеке я увидела маленькую родинку… Смотрела на него и думала о том, что самое прекрасное и самое удивительное, что могло случиться в моей жизни, – уже случилось…
Мы прощались у подножья длинной каменной лестницы. Ступени были мокры и засыпаны кипарисовыми иглами…
– Приходи ещё в цирк, – сказал он.
– Мы уезжаем через три дня.
– Жаль… Тогда