повторил движение склянки, замерев на одежде старика.
– … на каждую горесть и несчастье…
С каждым шагом все больше и больше вещиц срывалось со стен и впивались в тело смотрителя, который словно бы не замечал странностей вокруг, а лишь шел вперед, оставляя позади голые стены.
– … что видел этот мир…
Манилло в страхе закрыл глаза, и тут случилось невероятное: перед собой он видел все тот же коридор, но блеклый и выцветший, по которому шел смотритель в белых сияющих одеждах, так, будто его не покрывали тысячи маленьких вещей.
– … через мои глаза.
В еще большем испуге мальчик открыл глаза в тот момент, когда старик, ставший уже каким-то комом из звенящих и стрекочущих друг о друга предметов, остановился у самой двери и обернулся. Лицо его было абсолютно спокойным, только в глазах была какая-то тревога.
– Не всем смотрителям дана власть вмешиваться. Кто-то должен быть глазами и памятью, – сказал старик ровным голосом.
Мальчик вздрогнул. Слова, сказанные смотрителем, были туманными, но очень пугали.
– Пойдем, Манилло. Запомни. Там, за порогом, я могу показаться тебе кем-то другим. Но ты не должен меня бояться. Я останусь все тем же. Ты и сам видел.
– Останетесь все тем же кем?
– Я что, забыл представиться? – он выпрямился и улыбнулся, – Имею честь, Берти.
Энрике, смотревший на все происходившее со смесью ужаса и восхищения, прыснул со смеху, но быстро взял себя в руки после строго взгляда Манилло. Еще раз оглядев всю компанию, смотритель с горечью кивнул сам себе и потянул дверь на себя. Дождавшись, когда все выйдут, он просто закрыл ее за собой, снова резко вдохнул и сделал шаг к ступеням крыльца. В этот момент над его головой зазвенел колокольчик, и смотритель разом вырос на добрых две головы, но как-то неравномерно. Одно его плечо осталось на старом месте, второе решило, что теперь ему будет уютнее над головой. Ноги вытянулись, грудь раздалась в стороны, и перед друзьями оказался двухметровый дюжий горбун.
– Ба, какая встреча, – раздался взрыв баса где-то над головой у Манилло, – привет!
– З-здравствуйте, – ответил мальчик.
– Меня зовут Иероним! А тебя?! – так же зычно выпалил горбун, будто не умевший общаться тихо.
– Я Манилло, это Энрике. А это Годрик, – закончил мальчик, протягивая клинок.
– Убери-ка ты эту мерзость, пока не поранил кого-нибудь, – гневно ответил горбун, – не люблю я их, штуковины острые.
Годрик, будто понявший свою неуместность, молча и безропотно отправился в ножны.
– Ну, что, ребята, пойдемте к речке, тут недалеко. Мне обещали, что там будет весело.
– Пойдемте, – тихонько ответил Манилло.
По пути к реке горбун много смеялся, зычно кричал всякую околесицу, совершенно не интересуясь тем, откуда друзья пришли и почему идут за ним. Он радовался солнцу, птицам, которые, казалось, совершенно не пугались его громким манерам. Забавно было смотреть, как он нашел крольчиху со совсем