на друга. Мальчик успел сбросить рюкзак, отстегнуть ножны, все так же заливаясь чистым искренним смехом. Тут радость начинает заливать и Энрике. Сначала робко, затем все громче он вторит хохоту Манилло и тоже сбрасывает рюкзак. Потом оба бегут к океану, чем вызывают большое недовольство у другой чайки. Птица взлетает и вскрикивает совсем как первая. Друзья падают на песок и начинают хохотать уже лежа, глядя на тонкий росчерк птицы в небе.
Через какое-то время они замолкают и просто смотрят вверх, раскинув руки и ноги, будто две большие морские звезды.
– Тут хорошо, Энрике. Пусть и нет Бабули, но тут хорошо.
***
Хоть первая эйфория и схлынула, друзья ещё долго лежали под летним небом на мягком и теплом песке. Солнце, только-только входившее в свою полную силу, нежно гладило мальчика по щекам, а волны бормотали что-то дремотное, да так настойчиво, что уходить не хотелось совершенно. Наоборот: хотелось уснуть и видеть сны про маяк, про Крампуса, про Бабулю.
Первым здравомыслие вернулось к Энрике. Он с неохотой поднялся с песка, отряхнулся, прянув пару раз для надёжности ушами, и сладко потянулся.
– Куда мы идём?
– Вообще?
– Вообще в Грязный Замок. Куда мы идём сейчас?
Манилло досадливо пожевал губу, потом приподнялся на локте, в последний раз посмотрел на небо и чайку и окончательно сбросил с себя теплое наваждение. Из нагрудного кармана на свет была извлечена карта и тщательно расправлена на колене.
– Мы тут, – палец мальчика упёрся в полоску пляжа между океаном и лесом, что потихоньку густел по правую руку.
– Это, наверное, хорошо?
– Наверное. А почему нет?
– Не знаю. А куда нам надо?
– Сюда, – палец прошёлся по высохшим чернилам до странного треугольника в лесу.
– Тоже, наверное, хорошо.
– Бенедикт бы не обманул.
– Что ты?! Я в нем и не сомневался. Но сюда, – копытце неловко ткнулось в карту рядом с пальцем, – ну, вот туда, нам идти долго.
– Да, далеко.
– Вот я и говорю. Куда мы пойдем сначала?
Манилло задумался, встал, несколько раз покрутился на месте с картой в руках, затем покрутил в руках карту. Наконец результат его удовлетворил, и он стал ещё внимательнее рассматривать пергамент.
– Смотри, Энрике, тут нарисован дом! И восклицательный знак!
– Больше похоже на кляксу, если ты спросишь меня. А "восклицательный знак" – следы когтей Бенедикта.
– Да нет же, смотри! Тут есть крыша. И даже нарисована дверь.
– Ты уверен? Я всё-таки думаю, что это клякса.
– Какая-то она ровная слишком. Ты посмотри, и линия сюда ведёт.
– Пунктирная?
– Да, вот она, – смутился Манилло, не знавший таких умных слов.
– Действительно. Идёт пунк-тир-ная линия, – с расстановкой произнес трескучее слово Энрике.
– Значит?
– Значит,