в которых ютятся люди, наклеенные на стены и показывающие средний палец быту, замужеству, женитьбе, колбасе, сыру и салату Оливье, вошедшему в Феноменологию духа, в каждую его страницу и строчку, пахнущую майонезом из магазинов Пятерочка и Магнит".
Эми удалилась в туалет. Курт вышел покурить. Стоял и глядел на звезды, то есть на банки, поставленные на спину больному и высасывающие из него болезнь.
"Кончится лето пятнадцатого августа и перечеркнет строку "девяносто два дня лето", вступит в противоречие с молодостью Цоя, убьет ее, а шкуру повесят на балкон, сохнуть и согревать земное, сжатое в одну квартиру и спрессованное в ней".
Они вернулись, улыбнулись друг другу Московской областью и повысили цены на жилье, то есть желудки, заселившие и заселяющие в себя пиво.
– У тебя дергается бровь.
– Это Софико Чиаурели дает знать о себе.
– Курт, не шути. Ночной воздух может тебя не понять.
– Зато поймешь ты – мышь, мышеловка и сыр.
– Интересно меня назвал. Я запомню.
– Лучше разверни свои крылья и пролети над городом Дагестан, в котором ходят по улицам человеческие силы и продают фундук, курагу и инжир.
– Пойдем отсюда, развернемся в клубе.
– Нет, не хочу.
– Тогда я пойду.
– Пока. Тебя проводить?
– Не надо.
Эми ушла, улыбнувшись пятым окном девятиэтажного дома, а Курт взял еще пива, чтобы не скучать, и уставился в телефон, похожий на ребра свиньи.
"Мы рано или поздно доживем до того, что компьютеры оживут и будут пастись и бежать, а люди отстреливать их".
К нему подсел парень, уставился в сторону, похрустел костяшками пальцев и ушел. Курт даже не удивился, мало ли, все может быть, человек мог просто вспомнить о том, что он человек, захотеть необычного, хоть чуть-чуть, забросить логическое и привычное, чтобы жить нарасхват.
"Дурдомы забиты цветными телевизорами, а тюрьмы – черно-белыми, в то время как обычные люди слушают радио".
Выйдя на улицу, он окунулся в разреженную толпу, в старость, когда мало зубов, то есть людей, хотя вокруг темнота, молодость, не седина белого дня.
"Внимателен к пустякам, поскольку они самое главное, ведь Гагарин влетел в левое ухо человечества, побывал в космосе и вернулся сквозь правое ухо, хотя был соблазн вылететь через рот, блевануть, чего мне и хочется сейчас, но я сдержусь, перелопачу весь этот воздух и темь, дойду до дома, завалюсь к себе, отряхну с ног налипшие мысли и мечты бакинцев о счастье, вообще – будущее Маяковского, излучающее бронзу, чугун и титан".
Девушка попросила у него сигарету, он протянул ей две, та сказала спасибо и улетела в галактику Кин-дза-дза. Курт только плечами пожал на это, сам закурил, сделал большую, как взрыв жилых домов в Москве, затяжку и продолжил свой путь, напоминающий собой заглатывание кролика удавом.
"Дома вискарь, хорошо, напьюсь и стану названивать Кортни и Эми, рассказывать им о моих сексуальных фантазиях, сексуальных абстракциях и гештальтах, строящих мою голову, которая должна вытянуться лучом как минимум к солнцу,