перехватило, хоть это и было невозможно в космосе. Тогда пусть так – у Евы перехватило отсутствие дыхания. «Идол, покажи мне Моцарта!» – попросила Ева и тут же увидела своего милого мальчика. Он плыл на гребне волны где-то поодаль и держал за руку женщину в красивом платье с рюшами. Ева задохнулась, как будто только сейчас осознала, что плывет в вакууме, и в несколько сильных гребков попыталась добраться до Моцарта, но его уже унесло волной.
«Как мне найти Моцарта? Ты можешь проложить путь туда, куда унесла его волна?»
Идол молчал.
Ева хотела повторить просьбу, но тут тишину межзвездного пространства нарушил звук телефонного звонка. Ева попыталась не обращать на звук внимания, но ничего не выходило. «Звук ведь не распространяется в космосе, я не должна ничего слышать, пока я в вакууме!» – возмутилась Ева. «Звук – не распространяется, а радиоволны – распространяются, – поправили ее. – Это с тобой по радиосвязи пытаются поговорить».
Когда Ева очнулась, Картера в «Арбузе» не было.
– Хочу обратно в космос, – Ева прибилась к незнакомцам за барной стойкой.
– А что там?
Она задумалась:
– Там вязкие волны и ты никогда не утонешь.
– Я тоже там был, – сказал молодой человек с бокалом в руке. Ева подняла голову, глаза заблестели – как, скажи, как туда попасть? У тебя есть синяя жидкость в бокале? У тебя, может, можно ее купить – сколько ты хочешь?
Космический собеседник хохотнул:
– Да я про Мертвое море. Там уж точно волны – как ты сказала? – вязкие! И никто не тонет! Я плавать двадцать лет не мог научиться, а там лежишь просто – и вода сама держит! Я с книжкой сфоткался – показать?
Ева вежливо согласилась посмотреть, как ее собеседник лежит на космически соленых волнах Мертвого моря.
– Но она страшно соленая! В глаз попадет – еще полдня промывать будешь.
Ева кивала.
– А тебе здесь весело? – спросила она. – Знаешь, мне кажется, что это какой-то социальный договор: все решили, что в определенную ночь здесь будет весело, и каждый боится сказать, что, как бы он ни старался, ему не радостно. Потому что если скажет, то нарушит договор и будет изгнан, сброшен со скалы, как страшненький спартанский мальчик.
Ее собеседник пожал плечами и отсел.
Радио, которое вытащило Еву из космоса, все бубнило, но совсем тихо. Ева едва различала голос Гомера, слов певца было не разобрать. С началом войны Гомера, певшего прежде незамысловатые песенки о состоянии культуры, перевели в Театр боевых действий – воевать на стороне Маленькой империи. Его рост по карьерной лестнице начался с песни про корабли и не закончился до сих пор. Правительство упорно делало вид, что войны нет, и выставляло все происходящее как реалити-шоу, ведущим в котором был Гомер, но сам Гомер, поговаривали, знал будущее и знал, чем закончится война.
– Сделай звук погромче, – попросила Ева бармена, и голос Гомера зазвучал в полную силу. Впрочем, присутствующие не обращали на него особого внимания – в городе до сих пор было принято думать, что