доберемся». Тогда я этому комику так серьезно: «Анголов, шут опереточный, хорош меня разыгрывать своими ариями! Че те надо?». А потом трах так и меня в деканат вызывают и жалуются, что я серьезным таким людям пьяные советы даю! Как тебе, Авик? А ты чего такой молчаливый?
Ава, пользуясь кислородным голоданием Дилялечки, такой двойной Ляли, как он ее иногда называл шутя, успел забросить невод одного вопроса в вечно бурлящее море эмоций, чтобы вытащить хотя бы какой-то улов свежей информации:
– Далила… хорошо, Дилялька… но Далила переводится как «соблазнительная»! Да, понял – только между нами! Один вопрос: Гордей Лукич в курсе этого?
Он еще не знает, какая популярность ему уготована! Я говорю им: он на практике в Крыму… Да, а они через два часа снова звонят мне… А ты пообедал? Ну, сейчас поставлю чайник. А, ты из дому только? Да погоди ты со своими девками! Тут такое делается! Сын его ищет, который, оказывается, – потерянный! Внебрачный, наверное?! Представляешь?! У нашего святителя Гордея Лукича такая бурная молодость, оказывается, была?!.. Алло! Ашот Арамаисович, профессор будет после обеда! Да… из Крыма, с практики… Ага… так вот, значит, эта журналистка таким прокуренным или пропитым контральто мне и говорит…
Двойная, тройная или, скорее, Полиляля могла одновременно говорить с несколькими собеседниками в комнате и еще c одним по телефону, при этом просматривая бумаги и следя за закипающим чайником в приемной кафедры. Недаром профессор Бектусов в ней души не чаял, называл ее правым своим полушарием и четырехрукой незаменимой теткой. Только ей было уместно спорить с Гордей Лукичом по поводу и без. Она была одновременно «серым» и «огненно-ярким» кардиналом кафедры – знала все про всех, при этом не жалела сил своей нерастраченной души и моложавого тела для служения обществу кафедры.
– Я всегда знала, что сойду с ума на этой работе, но тут, оказывается, можно сойти с ума красиво! Прямо на экране телевизора! Что ты там мямлишь? Уже видел? Кого? Этот сын – ты? Авик… – Дилялечка имела красивые легкоатлетические ноги, но и они не смогли ее удержать в вертикальном положении. Она присела на краешек стула с открытым ртом, на пол-лица моргающими глазами и протянутыми к нему руками. Мощности информационного паралича хватило буквально на пять секунд. Не дожидаясь нового вала восточных эмоций, Август под канонаду реактивных вопросов: «Август, ты поедешь к этой американке?», «А где ты ее нашел?», «Она богатая?», «И когда свадьба?», «Ты куда пошел? Давай поговорим!» оставил Диляру Юсуповну и этим способствовал полному развертыванию ее фантазийного арсенала. Через два дня вся женская часть университета была в курсе охмурения какой-то американской невестой их Августа. Причем американка была старше жениха на десять лет и богаче его на несколько десятков миллионов долларов.
Первую неделю новой жизни поведение Августа можно было сравнить разве что с триумфом римского императора. Сияющий Август располагался