удивлённо приподнял брови.
– Да пошёл ты, урод! – не без страха, но твёрдо прошипела я прямо в поддёрнутое рябью лицо. – Нет никакой истины! И н-нахрен мне ваш путь не сдался!
Всё вокруг потускнело и замерло, и этот тихий миг длился долго, – до тех пор, пока невинного на вид мальчика не перекосило от ярости. Сведённое болезненной судорогой лицо утратило все свои прежние детские черты и приобрело несвойственное ему выражение жестокости, – взгляд так и прожигал до самой сердцевины, но мне было всё равно.
Оперевшись о холодный металл и отчаянно закричав, я сделала последний, самый сильный рывок. Последовал продолжительный треск, полетели щепки, и поднявшийся от пояса к голове шквал нестерпимой боли заглушил собой все мои чувства и все мысли.
Однако прежде чем я утонула в собственных страданиях и бурлящей бардовой пелене, у меня получилось скосить глаза вверх. Я успела… успела заметить, как заветная светлая тень скользнула мне навстречу…
ДЕЙСТВИЕ 9
Улица Род Гэйт, дом 6 (5 Февраля 1971 год, 20:13).
Вечер выдался неимоверно скучным, поэтому я вот уже как не менее часа повсюду хвостом следовала за родителями и навязчиво напоминала им о себе. Крики меня, естественно, нисколько не останавливали. На этот раз первым сдался отец.
С тоской посмотрев на маму, он повернулся ко мне и спросил, не хочу ли я кое-что увидеть. Я радостно запрыгала вокруг дивана, на котором попытались найти долгожданный покой родители, и согласно завопила, что хочу. Папа потянулся, со вздохом отложил едва начатую книгу и, едва не повалившись на маму, слез с дивана. Затем он отвёл меня наверх и запалил с нескольких спичек висящую под потолком керосиновую лампу.
Пролился тёплых оттенков свет. Как оказалось, кроме всяческого рода тряпья и прочего хлама, старый чердак хранил в своём тесном нутре все те запахи, что жили в доме изначально, до того, как его обжила наша немногочисленная семья. Эти запахи стыдливо и скромно прятались в тёмных углах, затянутых пыльной паутиной, ползли вдоль потемневшего пола и прислушивались к приглушённым поскрипываниям мышей.
На заколоченных ящиках, пылившихся у самого люка, лежал небольшой тусклый коврик красного цвета. На нём мы и расположились, но прежде папа порылся в высоких кучах старых матрасов, между рулонов обоев, каких-то исписанных вдоль и поперёк бумаг и прочих забытых всеми вещей. После нескольких минут поисков, он, наконец, торжественно вытащил на свет массивный предмет.
– Сто там, сто там? – нетерпеливо зашептала я, не смея нарушать пугающую меня тишину.
Папа не ответил. Вместо этого он повертел дугообразное устройство в руке и вернулся в центр комнатки.
– Этот фонарик издалека, – улыбнулся папа. – В Скогвинде он всего лишь гость.
Мужчина несколько раз с усилием отжал скобу и скользнул жёлтым лучом по стенам. Я со смесью любопытства и страха проследила за кружком света взглядом