со страницами и прочей белиберды, в коей от текста, от того сколько он в себе несёт, от слова, которое сильнее пули, атомной бомбы, кулака Титана, слова, которое заключает в себе и силу, и слабость, и горечь, и мудрость, и выход к солнцу, и выход в бушующее море. Слово, которое превращает миллионы тонн живого веса в пятисот граммовую книжку. Слово создаёт образ, оно создаёт жизнь, которая обращается в явь. Слово соединяет реальность и потусторонний мир, заходит за пределы математики, а следовательно – за пределы бесконечности. Действительные жители этого мира – это те, кто пытается овладеть словом, кто наскакивает на него с криком: «А ну сука! Не ерепенься! Веди меня!». Это отбросы, ненужное отребье, и только они настоящие путеводители, они прокладывают карту жизни. Они – настоящие властители мира. Теперь ты должен понимать, что я чувствую, когда беру в руки книгу, как я обтекаюсь слюнями. Какой огонь держался в моих глазах, какая страсть окутывала мои веки тогда, в книжном магазине, расположенном в центре Большого города.
Но сколь не был я заворожён – нужно было валить. Что я и сделал на третьим месяце обучения.
– Что, твою мать? – первые слова мамы, когда она увидела меня на пороге квартиры.
– Мам…
Андрей с Валей тепло приняли моё возвращение. Они даже обрадовались детской радостью, хоть и пытались её неумело скрыть. Отец обозвал меня несколькими грубыми словами, мать его поддержала. Родители не хотели принимать мой отказ. Исходя из их многочисленных слов, я сам себе порчу жизнь, и такими темпами, в ближайшее время меня ждут либо наркологичка, либо психушка. Насчёт второго, я до сих пор не могу вразумить. Может я сделался бы первоклассным экономистом, или кем там ещё, сколотил бы отменную карьеру. Но кто желает подобного? Как по мне – конченные неудачники. Но по мнению отца, по мнению матери – я делаю из себя будущего неудачника. И тут два пути: в скором будущем я стану клерком-карьеристом или же это один из парадоксов, который вылез из моего столкновения с правилами жизни.
– Ты вечно хочешь сидеть на шее родителей? – верещала мать. – Ты же не дурак, ты же…
– Значит дурак, – перебивал я её.
– Ты бездельник, а не дурак!
– Значит бездельник.
– Так нельзя жить!
– Почему?
И тут она, вереща от ярости, уходила верещать в другую комнату. С революционером невозможно бороться правилами – он всё время загоняет в тупик, а тупиков так много…Его нужно брать силой, но и при таком раскладе – я в выигрыше. Кстати, к вопросу о гениальности. Если я дурак, а дураком никто не хочет быть, то, значит, я единственный в своём роде. А в моём понимании, гений цепляется за форму, в которую верит, и несёт её на горбу через огонь. Тогда я буду дураком, я буду бездельником, читающим книжку, и я стану, наконец-то, настоящим гением. Но теперь родителям, видимо, не по нраву моя гениальность. Второй парадокс. Слишком много для случайности.
На этом хватит. Я тебя, итак, слишком близко подпустил. Постепенно