её в комнату, о которой в быстром экскурсе ничего не было сказано. Мне оставалось лишь играться воображением: какого цвета там стены, удобная ли кровать, красивы ли соски Саши.
– Слушай, – перебил я Вику, – а что это за комната?
– Какая?
– Вон та.
– Спальня Саши. А что?
– А какого там цвета стены?
– Не помню…голубоваты, кажется… – Она настороженно посмотрела на меня. – А что тебя именно интересует?
– Да так, ничего.
Про соски Саши я решил не расспрашивать. Думаю – лишнее. Андрей сам потом расскажет.
– А ты девственница? – с нескрываемым спокойством, спросил я.
Она слегка покраснела, сглотнула тяжёлую слюну. Определив свою бестактность, я ухватился за бутылку и пополнил её стопку.
– Извини, ты очень красивая, и было бы странно, что при такой красоте ты до сих пор девственница. Вот и спросил.
Теперь, к её красноте прибавилась невинно самодовольная ухмылка, словно я подарил ребёнку дорогую игрушку.
– Ну давай, – говорю, – за твою красоту.
Мы чокнулись и выпили содержимое залпом.
– Я в туалет, – корчась, проговорил я.
Выйдя с туалета, я прошёл на кухню и, на своё удивление, вспомнил про толстоплечего Тёму, про которого все забыли, а он тут, сидит за столом, магически водит головой, охраняя полупустые бутылки.
– О! Марк! – заметил меня, улыбающегося, в дверном проёме. – Здорово! Ты давно здесь? Ты немного опоздал. Почти всё выпили. Пфц! Во…немного осталось. – Он разлил спиртное в стопки и указал на стул, стоящий против него.
Я уселся, задрав локоть на подоконник.
– Будешь? – протянул ему сигарету из пачки Вики.
– Не, не – отмахивался он, тяжело качаясь на стуле, – бросил. Понимаешь? Рак…он у всех есть…И у меня тоже он имеется…У тебя тоже, думаю…Он у тебя есть. Здоровье нужно беречь.
– Ага, – понимающе кивнул я головой и прикурил сигарету.
– Выпьем?
– Давай.
Он щедро выдохнул, после, влил целебное снадобье в горло, громко поставил стопку на стол и вытер наружной частью кисти, выступившие на губах слюни.
– Блядь – не в то горло зашло, – проговорил он отрыжкой.
Его толстые плечи осели, шея ушла к животу. Грубые пальцы сложились у затылка. Я соболезновал его положению. Он находился в суровой борьбе. Для него реальность давным-давно скрылась из зоны видимости. Что бы ни происходило вокруг него, какие бы катаклизмы не обрушивали этот дом, его это ни капли не трогало, обходило стороной и глаза, и уши. Он всецело был отдан борьбе с рвотным позывом. Въевшись в стул, он старался спустить всё ниже и ниже блевотную волну, заполонившую горло. Смело потрясся головой, он шмыгнул носом, раскрыл широко глаза, прошёлся ими по кухонному гарнитуру, остановился на мне, вернув веки в привычное, для меня, положение. Жестокая борьба выразилась на его водянистых глазах.
– Алкоголь – конечно, вещь хорошая. Но очень плохая. Я сейчас понял, что