столкнулся с собратом по рыбалке, терапевтом, он выскочил, бледно сияя, из здравотдела. Его назначили директором открывающегося в городе медтехникума. Мы с женой хоть и тосковали по сельской жизни, но возвращаться в Маклаковку как-то уже не думалось. И я сказал дружку-терапевту: в зачётке моей жены на агрофаке – одни пятёрки. Возьмёшь в техникум без экзаменов? Да с радостью! Пусть документы принесёт. Приплетясь, наконец, к родителям, я застал их совершенно ошалелыми. Они только что вернулись с завода, усталые и голодные, и смотрели то на «Муравья», то на проход в заборе. Мать держала в нервно трясущейся руке сумку с хлебом и макаронами. Я глянул, словно впервые, на древний родительский домишко – и у меня слёзы едва не хлынули.
– Мам, пап, пошли-ка со мной, я вам всё сейчас расскажу.
Возле высокого Мамонтова крыльца они испуганно остановились и не хотели подняться в дом. Я вынес им нотариальные документы. И лишь после этого ввёл в хоромы, усадил на кухне за стол и стал метать из холодильника деликатесы. Дверца холодильника набита была разнообразными бутылками. Я поставил на стол коньяк и шампанское. Принёс из чулана окорок. Мать всплеснула руками – такие яства да без гарнира!? А не больно ли вам богато будет? И поставила на огонь кастрюлю с посолённой водой – сварить макароны. Она освоилась тут быстрей отца, он до сих пор не сказал ни слова. Пока мать хлопотала у плиты, мы вскрыли коньяк, и отец, выпив едва ли не стакан, велел рассказывать. Тайно от матери я показал ему рюкзак и коротко изложил чудеса с платьями и лотерейным билетом. До этой минуты у отца не было никакой надежды на исполнение нашей с ним мечты – выстроить просторный и «вечный» дом. Жилище Мамонта его не устраивало, меня пока тоже: комнаты имелись лишь наверху, а кирпичный магазин Януария под жильё никак не годился. Загнав «Муравья» в мамонтовский крепчайший сарай, мы с отцом заварили чай и уселись в одной из комнат за столом красного дерева, около пианино. Закурили «Герцеговину-Флор» и прикрыли дверь – чтоб матери дым не достигал. И составили план немедленных действий. Впереди были выходные, и перво-наперво отец позвонил в сельсовет Маклаковки, попросил позвать своего свата – моего тестя, и когда тот явился, отец повелел ему приехать к нам как можно скорее, желательно – нынче же: беги на Суру, на пристань, «Альбатрос», скорее всего, уже на подходе! И часа через три, пока мы разгружали «Муравья» да осматривали Мамонтово наследство, к совещанию – в сумерках уже – подключился тесть. Рассказал новость: внучок Платони, озверев совершенно, разодрался на центральной усадьбе с председателем и был лишён власти над Маклаковкой. Загнал по дешёвке дом дачникам из Арзамаса и умотал куда-то. По слухам, в Горьком определился, да вот царём-то, чай, никто там не поставит его… А на его место прислали на село девчушку после сельхозтехникума. Человек ничего себе, ладить можно, не злая.
Вечером я разрисовал отцам свои действия, включая и такие мелочи, как определение жены на фельдшерскую учёбу и своё