неудовольствию зауважал меня ещё больше. Добавил даже, что пошутил, что я для этого дела не гожусь, а машину отгонит Керя.И что Керя уже три раза мотался «на в юга», «свёз туды околь аж кубометра капусты и рыжья». И сторговал Мамонту «ет-та, вилу в два етажа». Сейчас там Ванька Плаха на шухере на мазлах сидит, весь в дорогом прикиде. Здесь-то у него родни нету, а Мамонту он «завсигда браток», оба они сиротки. Разговор наш происходил на улице, у ворот. Тотчас, как собака на свист, явился Керя с портфельчиком в грубой лапе, очень не сочетавшимся ни с фигурой Кери, ни с его красной мордой.Молча расселись на скамейке – и Мамонт вдруг объявил:
– Канаю отсель навовсе.
И протянул мне связку ключей: от своего дома, от бани, от сарая, от подвала и от ворот, и я подумал – поручает присматривать за домом. Мамонт взял у Кери портфельчик и подал мне:
– На, владай. Не на торги же мне хрень ет-ту выставлять, в натуре! Сьмех один. Запущай бабу заместо кошки впередь сия – и ништяк! Сходишь с ет-тими ксивами к нутарьюсу, погоняло своё посновишь… ну, там оне натырку сами тие дадут…За всё уплочено, за тилифонт ет-та, тожа не сумлявайся, не отрежут, Керя и тама ушустрил, нумерь пересменял – штоб блатата вас не доставала… Въехал?
Я въехал – Мамонт дарил нам дом. Он явно хотел выразить всё это другими словами, но пересилить себя не смог. А я растерялся так, что попросту онемел. Впрочем, ждать от меня благодарных слов Мамонту и в голову не пришло – в уголовном мире это не принято, всякая помощь принимается молча, и по возможности затем отрабатывается. Но я же не уголовник, меня-то «этикет» не касается. Я поднялся, встал перед Мамонтом и хотел поблагодарить его – но вместо этого вдруг заплакал. От неловкости засмеялся – и вышел какой-то вой. Я посмотрел на Мамонта: не подумал ли человек, что я его передразниваю? Керя был крайне изумлён, а Мамонт совершенно спокойно предложил:
– Айда, мазлы остатние надо загрузить. Мы с Керей бабу мою под сумалёт подкинем и прям оттоль, с еропорту – с мазлами да на в юга.А бабу Плаха тама подхватит на такси и за вилу обрадоват иё.
Мазлы – громадные чемоданы, числом три, стояли рядком в «сенях», верней – в холодной прихожей. Каждый был заклеен бумажкой и засургучен милицейской печатью. Мамонт пнул крайний чемодан:
– О!С одново иво капусты и рыжья хватит за половину Сочей! Опасный груз – как в тем кине… как иво… ет-та… спозабыл. Да у Кери – и ксива за мента, и волына. Я иво опиром на время примазал… А спандравицца – пущай служит… как мне служил… Я иво «Волгой» спощирю. Взахотит – на в югах примажу, такея патсанызавсигда нужны… Мне нимецкыю лайбу спубещали, дизиль… как иво… ет-та… О! «Вмирьсидест»! «Волга» мне таперь в за падло…
Керя, предовольно сопя, поволок чемодан к машине. Мамонт ткнул лакированным полуботинком в другой «мазёл»:
– А тута – сфунта́ аглицки… Окромя всиво. С полпуда. Ну, и грина́…
– Чего?
– Да дылара́! Мать иху… Серось соспрозеленью…
Все