нельзя рисковать —
но подальше от глаз чужих, отпить
из реки – и прочь, за холмы, где цвет
ей давать, мне – принять в ладонь, поднять его на руке,
а ей —
семенами ветер рисовать,
когда он стих —
и по ветру пускать их.
Но прежде корни добираются до воды,
корни влечет вода. Припомним —
не у самой реки:
корни должны быть длинны – да
и место открытое – дол. Исполним
движения танца, как заведено,
а кто заводил —
бог весть – и берегись,
не увидел бы кто.
Прислушаемся… нет, это поток,
шумит поток.
Потом, пока чертов дикий цветок не дорос до воды,
до подземных вод, водою реки приручим его
– как раз время
и будем с ним говорить – вот
я и говорю: из набегающих волн
не выбрать одну, и значит, напрасны труды
а чертов дикий цветок, чертово семя
слушает, и хоть бы листом шевельнул вопреки,
напившись водой реки.
Теперь, пожалуй, пора ознакомиться с окрестностями растения,
как-то: другие растения, камни – холмы и река
заключают собой пределы,
следовательно, в окрестности не входя. Помнить
необходимо также, что ветер доносит вороний карк
чаще с реки, чем к реке…, что тени
холмов тоже при деле —
приносят ночь, удлиняясь к востоку,
к реке, увлекаемой голосом, как глухарь на току.
В чаше холмов, в окрестностях лотоса – чертовой лилии
подобные ей цветы ожидают ветра и осени,
переносимой по ветру семенами
чертовой лилии – следуя по направлению ветра, считая
кусты чертовых диких цветов – последний из них
замыкает поля владения. Далее
их можно продолжить во времена
ветров, обозначенных семенами, стряхивающими сурьму —
если будет кому.
И наконец, камни, вечные соучастники происходящего,
чья плоть истоньшается так медленно, что плач по душе
преждевременен,
казалось бы…
действительно, вслушаемся в камень… длинное
молчание, пересекаемое длинной трещиной
в камне – движение вдоль нее – ящерица…
вслушаемся в плач молчания, в жалобы
почти бессмертной души и плоти о смертной душе и плоти
вздох камня, трещин его крестовая карта – эль лагарто.
Разговор с ящерками заведем во время цветения чертова лотоса
когда цветок его поднимается на ладони к лицу,
склоненному над ним – будем настороже, пока мы
говоря с цветком, не приметим игру солнечных брызг – огни
слюдяных осколков, зеркальных вкраплений в камне —
и ящерицу,
притихшую в тени камня.
Тогда, не изменяя голоса,
обратимся к ней, а она разнесет по родству:
здравствуй —
– предложим ей хлеба, испеченного