выполненную той же черной тушью, но разбавленной с бледно-красными оттенками.
Реджина глубоко вздыхает:
– Я вижу, как древние ацтеки совершают обряд с человеческими жертвоприношениями. Вот тут – кровь, руслом сбегающая по желобам пирамиды с усеченной верхушкой, что, достигнув ее истоков, обагрит собравшуюся толпу, изнывающую от хищнического голода, возбужденного жреческими изуверствами.
Доктор Брайн почувствовал, как нервно дернулось его правое веко.
– Хорошо, еще одна попытка. – и мужчина достает очередную карточку. Реджина долго вглядывается в нее, прежде, чем многозначительно изречь:
– А это, доктор, ужасно неприлично с Вашей стороны. – и девушка чопорно отворачивается.
Брайн прокашлялся, стремясь скрыть удивление, мгновением спершее горло. Реджине стоит трудов сдерживать смех.
– Пожалуй, мы оставим это. – произносит доктор, выдворяя чернильные разводы в стол. Все признаки девиантного поведения – в самых предельных его проявлениях – на лицо. Брайн с выражением вселенской печали качает головой.
– Мисс Вэлл, могу ли я спросить Вас о том, что доставляет Вам удовольствие?
– В каком смысле, доктор? – тон девушки полон опасной неоднозначности.
– Удовольствие от жизни. Быть может, какие-то мелочи, что особенно дороги Вашему сердцу? Любимое дело, хобби? Места, где Вам нравится бывать? Все, что угодно.
На сей раз девушка задумывается всерьез, и после продолжительной паузы отвечает:
– Книги. Сигареты. Музыка. Эротика и метафизика.
Доктор почти обрадовался относительной стандартности предложенного списка, пока не услышал последний пункт.
– Реджина, у Вас есть друзья?
– О, разумеется. – порывисто резонирует девушка едким сарказмом, – Гете, Ницше, Шекспир, Данте…
– Но все они мертвы. – решается перебить доктор.
Вэлл смотрит на него с нескрываемым чувством превосходства.
– Что позволяет Вам, доктор, думать, будто живы – Вы? – девушка вскидывает бровь, а Брайн судорожно не находится с ответом.
– Наше время истекло. – поднимается она с кушетки. – До следующего четверга, док?
Мужчина лишь молча кивает и, не потрудившись проводишь пациентку до двери, остается сидеть прикованным в кресле.
До чего же странный тип, – думает Реджина по пути домой, – Стоит поставить его компетенцию под вопрос. Живет себе, как и прочие, в комфортабельном до примитивности мирке, не покидая его пределов и границ, и свято верит в то, что и другие люди должны функционировать согласно единственно-возможному завету, а любое инакомыслие требует немедленного исправления, возможно даже, хирургического вмешательства. Да, сложно с ним придется. – и пока поезд мчит ее сквозь сети рельс, девушка погружается в книгу, твердо решив оставить опостылевшую реальность в дураках, лишенную своего в ней присутствия.
* * *
Весь следующий день Раймонд Вашерон провел,