в месяц.
Сальватор оглядел комнату и увидел нечто похожее на секретер. Открыв его, он нашел там листок бумаги, перья и чернила.
– Садись за стол, – сказал он женщине, – и напиши все, что ты только что мне сказала.
– Я не умею писать, мсье комиссар.
– Не умеешь писать?
– Нет, клянусь вам!
Сальватор вытащил из кармана бумажник, извлек из него какую-то бумагу, развернул ее и сунул в лицо старой ведьме.
– Если ты не умеешь писать, кто же написал вот это?
«Если ты не дашь мне сегодня вечером пятьдесят франков, я скажу, где познакомилась с тобой моя дочь, и тебя выгонят из магазина.
Глуэт.
11 ноября 1824 года».
Старуха подавленно молчала.
– Видишь, ты, оказывается, умеешь писать, – сказал ей Сальватор. – Плохо, конечно, но этого тебе хватает, чтобы выполнить приказ, который я тебе даю еще раз. Итак, пиши показания, которые ты мне только что сделала.
И Сальватор, заставив старуху сесть за стол, вложил ей перо в руку. Генерал светил, а молодой человек продиктовал ей следующий документ, написанный гнусным почерком и с присущими ей орфографическими ошибками. Но мы не станем утомлять читателя этими ошибками, полагая, что ему будет более интересно узнать содержание этих показаний.
«Я, нижеподписавшаяся жена Брабансона по прозвищу Глуэт, заявляю, что была нанята мсье Лореданом де Вальженезом в прошлое Страстное Воскресенье для того, чтобы охранять девушку по имени Мина, которую указанный мсье похитил из пансиона в Версале. Я заявляю, что, кроме этого, девушка была привезена в замок Вири в ночь со Страстного Вторника на Заговленную Среду, что она пригрозила господину графу, что будет кричать, звать на помощь, попытается бежать, на что господин граф ответил, что она не станет этого делать, поскольку у него есть возможность отправить ее возлюбленного на галеры и что эта возможность заключается в том, что он заявит, что тот похитил несовершеннолетнюю девушку. У него в кармане даже было незаполненное постановление об аресте, и он его ей показал.
Подпись: Жена Брабансона по прозвищу Глуэт.
Писано в замке Вири в ночь на 23 мая 1827 года».
Мы обязаны признаться, что Сальватор в составлении этого документа принял непосредственное участие. Но поскольку этот документ ни на йоту не отступал от истины, мы надеемся, что читатель простит нам ту настойчивость, с которой он заставил старую ведьму составить его, и что он поймет, что настойчивость эта была скорее морального плана, чем литературного.
Сальватор забрал заявление, свернул листок вчетверо и положил его в карман. Затем, обернувшись к Глуэт:
– Вот так! – сказал он. – Теперь можешь снова лечь спать.
Старуха предпочла остаться на ногах, но, услышав приглушенное рычание Брезиля, моментально бросилась в постель и накрылась одеялом, чтобы спастись от разъяренной собаки.
И действительно, зубы Брезиля блестели в темноте, словно перевязь комиссара. Все было очень просто: она уже раз двадцать ускользала от зубов правосудия, но ни разу в жизни ей не приходилось иметь дело с такой громадной собакой.
–