во вторник, видя что я совсем «поник», а Надя настроена более чем решительно не прощать меня, мать подозвала нас обоих:
–– Надя, прости ты его. В следующий раз Коля обязательно тебя разбудит. Правда же, Коля?
Я удрученно кивнул головой.
–-Ну так дайте же друг другу руки и миритесь.
Я протянул с сомнением и надеждой свою ладошку. Надя, посмотрев на меня и помешкав вложила свою ладошку в мою и крепко пожала. И просветлел мир, и лица стали светлыми, и улыбнулось солнце. Так, не разжимая ладошек выбежали на улицу и понеслись, побежали, смеясь, как будто у нас крылья выросли.
В первой декаде мая, числа седьмого, на урок пришла директор школы. И на перемене, выгнав замешкавшихся учеников, подозвала к доске и «прогнала» по всему учебному материалу. Не то что по учебному материалу, « запутался» в таблице умножения. Посидев сокрушенно полминуты подняла глаза на покрасневшую учительницу:
–– Вот и с другими такая же история.
–– Так полгода же не учились, Вера Дмитриевна, откуда будут знания? Забудешь, что и знал.
–– Любовь Алексеевна я прошу тебя займись всеми ими. Я других просила, всем некогда, все заняты. Это честь школы, чтобы именно эта семья была переведена в следующий класс хотя бы с твердыми тройками.
–– Хорошо, Вера Дмитриевна –сокрушенно вздохнула учительница.
–– Постарайся, Любовь Алексеевна управиться с ними до конца учебного года. Но если не будет хотя бы троек, нужно прихватить и часть лета. Будем с тобой поочередно заниматься, день ты, день я. В воскресенье всем выходной, но все праздники отменить. Работайте –и встав тяжело со стула, ушла.
И « поползли» дни. Занимались до вечера. Так же как уроки, сорок пять минут занятий, десять минут перерыв. Надя с Сашей сделают уроки, учительница или директор тут же просмотрит и отпускают. Ждут нас в школьном дворе. Нас же «гоняют» по всему школьному материалу. После занятий вместе возвращаемся домой.
В середине мая на перемене пришла в школу мать, тетя Маша. Зашла к директору, директор тотчас-же вышла и позвала всех учителей. Все ученики школы, от первого до восьмого класса собрались в коридоре; мы пятеро, на особицу, встали прямо у дверей директорского кабинета. Повисла тишина, не прозвенел звонок, никто и не шевелился; все смотрели на нас сочувственно, мы же не спускали взора с дверей. Тишина в коридоре такая стояла, что нам было почти все слышно что говорят за филенчатой дверью. А там « разгорались» страсти, голоса учителей то « поднимались», то наступала тишина на продолжительное время. И опять кто-нибудь из учителей вполголоса высказывался, и с ней или соглашались, или приводили доводы против: « Да, но что мы можем, школа, предпринять чтобы Маше отдали ребятишек, кто нас послушает?». « Мы можем многое –директорский голос –наше ходатайство за Машу, общественное мнение многое значит. Сказать, как ребятишки жили при матери, сколько пропустили из-за пьянок и недосмотра уроков. Какая была грязь и непотребство в доме. Ведь неделями сидели эти крохи