В чем еще признался?
– А больше ни в чем. Сказал только, что тебя зовут Фёдор и тебе триста лет.
– Плохо пытали – про возраст наврал.
– Так расскажи правду.
Федя наклонил голову, качнулся на пятках, целую секунду предаваясь мучительному раздумью.
– Хм. Нет. В другой раз, Андрей Палыч. Это долгий разговор под настроение, под хорошую закуску. Сейчас я с вами хотел поговорить о текущем деле – есть новости и соображения.
– Думаю, тут не лучшее место.
– Пойдемте ко мне? Тут дворами минут десять пешком. Решайтесь, а то нас сейчас за маньяков примут. Вон как мамки косятся.
– Они на тебя косятся.
– Но вы же со мной.
– Я с тобой… Пошли, раз десять минут.
Вместе развернулись, зашагали прочь, в тень других дворов.
– Не случайно живешь поблизости от Кротова?
– Ага. Его это бесит.
Тут Кречетов отчетливо представил себе кошмарную бытность этих двух существ – «Крота» и Федьки. Годы взаимной ненависти, невозможности избавиться друг от друга. У Федьки было умение и желание хитрить, изворачиваться, лукавить, у Кротова – по сути, полная власть над ним. Представилась ему и тайная, подлая, невысказанная «дуэль», длящаяся годами, состоящая из взаимных уколов и пакостей. Кто знает, может быть, этот переезд поближе, назло, стоил нескольких пожелтевших страниц – настоящей Федькиной жизни? Тогда становится ясно, почему архив обрублен, как топором.
У Кротова не было своей семьи, служба составляла всю его жизнь. Поэтому, наверное, он не отказался в свое время от «крайне важного проекта», который перешел к нему от умершего или умирающего командира. Взялся, да и сам был не рад. Кто из них первый начал – неизвестно (может, и вовсе Кротовский командир), но Федька сумел-таки даже из своего собачьего, рабского положения довести бывалого кэгэбэшника до инсульта.
«Что же ты такое, братец? Откуда в наш век пришел?» – думал Кречетов, глядя на шагающего рядом Федьку.
Тот шел, чуть наклонив голову, но плеч не сутулил. Одна смоляная прядь волос выбилась из-под капюшона и то загибалась за его край от порывов ветерка, то билась о зеркало очков.
Жил он, как оказалось, в доме постройки восьмидесятых годов, на седьмом этаже. Едва они вошли в лифт, Федька снял очки и скинул капюшон, с удовольствием взъерошив свои черные кудри.
– Откуда у тебя шрамы? – спросил Кречетов где-то после третьего этажа.
– Это я с лошади в пять лет упал, – Федька потер бровь. Потом провел пальцем по губе: – а это от сабли…
За железной дверью с двумя замками и простой сигнализацией оказалась небольшая, но в то же время просторная квартира – скорее всего, студия, разбитая на две части: спальня и кухня-столовая. Разделяла их нарочито грубая стена из белого кирпича с неровным проемом без двери, но с занавеской из стеклянных бус. Они качнулись, позвякивая друг об друга, когда Федька пронесся мимо. Он включил светильники