поняла.
Аннит кивает, и я вновь смотрю на монахиню, хлопочущую у стола. На языке у меня вертится множество вопросов, но, когда я уже открываю рот, замечаю, что кровать у дальнего окна не пуста.
Сперва я этому радуюсь – по крайней мере, буду не единственной жертвой бесконечной заботы монашек. Потом замечаю, что запястья девушки привязаны к кровати.
Панический страх накрывает меня удушливой и жаркой волной. Должно быть, он отразился на моем лице – Аннит оборачивается, чтобы проследить за моим взглядом.
– Это чтобы бедняжка не могла себе навредить, – поспешно объясняет она. – Когда ее привезли сюда трое суток назад, она кричала и билась. Понадобились четыре монахини, чтобы ее удержать.
Я не могу оторвать глаз от девушки у окна.
– Она что, безумна?
– Не исключено. По крайней мере, люди, что ее привезли, были в этом уверены.
– Ее подвергли тому же испытанию, что и меня?
– Пока она чувствует себя слишком скверно для каких-либо испытаний. Но как только пойдет на поправку…
Я вновь смотрю на девушку. Теперь ее глаза открыты и обращены в нашу сторону. Губы медленно растягиваются в улыбке. Эта улыбка беспокоит меня едва ли не больше, чем ее связанные руки.
Глава 4
Позже я просыпаюсь оттого, что меня гладит по голове чья-то рука, очень ласково и осторожно. Это ли не чудо – прикосновение, которое не причиняет боли!.. Еще я чувствую, что травяной чай определенно подействовал.
– Бедная малютка, – воркует тихий хрипловатый голос.
Спросонья до меня не сразу доходит, что принадлежит он вовсе не Аннит и даже не сестре Серафине. Тут я окончательно просыпаюсь и обнаруживаю, что на дальней кровати никого нет, а веревки свешиваются на пол.
– Бедная малютка, – повторяет девушка.
Она стоит на коленях подле моей кровати, и в груди у меня зарождается страх.
– Ты кто?.. – спрашиваю шепотом.
Она пригибается ниже и шепчет в ответ:
– Я твоя сестра.
С меня слетают последние остатки дремы.
Волосы спутанными черными космами падают на спину и плечи незнакомки. Лунный свет позволяет заметить синяк у нее на скуле, разбитую губу. Ее такой привезли или монахини уже здесь наградили? Я спрашиваю:
– Ты хочешь сказать, что и тебя святой Мортейн породил?
Она негромко смеется. Звук жутковатый – от него я покрываюсь гусиной кожей.
– Я хочу сказать, что нас обеих породил сам дьявол. По крайней мере, так утверждает мой лорд-отец.
Ровно то же самое я выслушивала от деревенских всю свою жизнь, но эти слова больше не кажутся правдой. Откровения матушки настоятельницы что-то переменили во мне, пробудили глубоко запрятанную надежду, которая дремала все эти годы. Меня внезапно охватывает желание объяснить этой девушке, насколько глубоко она заблуждается, – так же, как объяснила мне самой аббатиса.
Опираясь на локти, я принимаю полусидячее положение. Незнакомка убирает руку с моей головы.
– И