из дома и почти ни с кем не общалась.
Она жила, как фарфоровая фигурка в музыкальной табакерке, где замедленное время тихо накрапывало бисерным дождём старинную мелодию.
Тётя Августа не любила излишнее внимание. На сцене её жизни был всего лишь один актёр и один зритель – она сама.
Августа ежедневно составляла на кухонном столе великолепные натюрморты из цветов и фруктов в красивых вазах. У неё был вкус.
Её маленький мир был гармоничен, и центром его был Мартин. Самой удачной её куклой была кукла-младенец Мартин. Августа сделала её, когда Мартин родился. У куклы был секрет – она взрослела. Об этом секрете никто не знал. В чулане Августы был идеальный порядок. Там среди цветастых коробок с лоскутами материи, шкатулок с пуговицами и нитками сидела в старинном кресле кукла Мартин. Входя в чулан, Августа здоровалась. В чулане всегда горел ночник.
Августа обожала Мартина, потому что вложила в него душу.
Мирок её дома напоминал дорогой игрушечный магазин.
Мартин любил бывать здесь, пить ароматный чай со сладостями, листать иллюстрации к сказкам в золотых переплётах. Он сам иногда смеялся над собой – как тридцатилетний мужчина может любить подобное занятие, но Мартин понимал, что, не имея детства, он был его пленником. Он мог приходить сюда когда угодно. Тётя не требовала внимания.
Дом её окружал старомодный сад, полный мраморных гномиков и ангелочков среди пышных кустов роз.
В то утро первый лёгкий морозец покрыл инеем розы, гномиков и ангелочков в саду.
Мартин, как обычно, вошёл в этот уютный мирок чужого одиночества, который он считал своим.
Августа, всегда такая нейтральная, вдруг возникла перед ним заплаканная, дрожащая, с горящим взглядом: «Я люблю тебя!»
«Боже мой! Она не понимает, сколько ей лет!»
Он тут же ушёл.
На следующее утро служанка Августы открыла входную дверь, но не смогла войти. Едкий запах газа захватил дыхание. Мёртвая старая кукла Августа сидела у чугунной газовой плиты в элегантной позе.
Она завещала Мартину всё, что имела.
Мартин Шиммер купался в роскоши одиночества.
Прислуга приходила в его отсутствие.
Он всегда был занят в основном созерцанием и педантичен в этом занятии. Он без труда устроил свою жизнь так, чтобы ему никто не мешал. Он мог себе это позволить.
Мартин никогда не скучал в одиночестве. Он скучал с людьми. Единственно интересными он находил ничтожных глупцов, мнящих себя великими. Выманить такого мечтателя на свет реальности было равноценно убийству.
Изобретатели вечного двигателя, бездарные любители, называвшие себя певцами, поэтами, писателями, художниками, и прочие маньяки, мнящие себя гениями, становились жертвами игры, которая стала для Мартина профессиональным хобби.
Он устраивал творческие вечера, приглашал прессу, экспертов, не скупясь на презентации, и несчастный мечтатель сгорал со стыда в ярком свете рампы.
Целую вереницу нелепых образов Мартин безжалостно поставил перед лицом их нелепых идей. И потом они исчезали бесследно.
Это шоу стало своеобразным театром и приобрело