потной ладонью: мужик не только честно трусил, но и честно переживал.
– Ну, пришло… кое-что…
Он вдруг с надеждой посмотрел на Браилова.
– Может, предложим Старостину? Так сказать: по инстанции? Как «старшому»?
Браилов усмехнулся. Для этого ему даже не понадобилось играть: Лозгачёв на сто процентов соответствовал нормативу охранника.
– С таким же успехом ты мог бы предложить сделать это Хрусталёву… «Старостину»!.. Вот если ему будет доложено что-то определённое, тогда он отважится позвонить Игнатьеву. И то «может быть»!
– Что же делать?
Лозгачёв растерянно «упал руками». «Падение» он сопроводил просительным взглядом в адрес Браилова. Взгляд этот больше соответствовал характеру мольбы, а не прошения.
– Ладно, Бог с тобой: схожу, – «капитулировал» Семён Ильич. – Придумаю что-нибудь на ходу.
Лозгачёв выдохнул с непритворным облегчением. Вряд ли потому, что опасную миссию удалось переложить на плечи другого. Для того чтобы так думать и поступать, он оказался неожиданно порядочным человеком: куда только глядели кадровики МГБ? Чувствовалось, что волнение его, как минимум, на пятьдесят процентов, касалось самочувствия Хозяина. У всех прочих охранников участие в судьбе личной задницы всегда преобладало, занимая в переживаниях, куда больше половины объёма.
– На всякий случай, подготовь бумаги, что ночью пришли для Хозяина, и будь начеку.
Инструктировать Лозгачёва на предмет незапланированного «явления» не было нужды. Остальных, тем паче. Никто из охранников и по приказу не рвался в апартаменты Хозяина: вполне можно было нарваться на аудиенцию. Что, уж, тут говорить о «явлении по доброй воле»? Это ведь сродни явке с повинной!
На подступах к залу Браилов оглянулся. В коридоре никого не было. Войдя в кабинет, Семён Ильич первым делом закрыл дверь на щеколду, и только после этого подошёл к лежащему на диване Хозяину. Тот спал: Браилов не обманул насчёт «подстраховки» «в лице» снотворного. По причине этого «лица» другое лицо – Хозяина – было спокойным и умиротворённым. Хотя даже во сне, его периодически искажала гримаса боли: к Сталину вернулось не только сознание, но и осознание. Какого рода была эта боль, Семён Ильич пока затруднялся определить. Это могла быть и боль физическая: у Хозяина имелся целый букет заболеваний, в том числе и такое «неинтеллектуальное», как вздутие живота от плохо отходящих газов. Но это могла быть и боль душевная – от постижения, хотя бы на уровне подсознания: «как жить: кругом – одни негодяи?!».
Как бы то ни было, но гримаса была сейчас, более чем уместной: она идеально вписывалась в сценарий заговорщиков. Можно было уже и выходить… нет, не на коду: на следующий этап операции.
Браилов, физически очень сильный человек, мастер экзотических джиу-джитсу и ушу – дар не Божий, но Лю и персонального упорства – легко поднял на руки тело Хозяина, и аккуратно положил его на пол у прикроватной тумбочки. Рядом с телом он определил пустой стакан, предварительно