отложить распитие коньяка. Ввиду того, что творилось, стало ясно, что притупить чувства при помощи алкоголя пока не удастся.
Мать обвиняла дядю Йосефа в смерти бабушки. Это все его безответственный подход к жизни, нежелание и неспособность жениться, заводить детей и вообще жить, как живут нормальные люди, все вместе свело бабушку в могилу. Дядя Йосеф, тихий добряк, весь похожий на бабушку, сидел, потупив взгляд, и тихо всхлипывал, иногда поскуливая. Его мало интересовали нахрапистые атаки сестры. Будучи человеком тонкой чувственной эрудиции, он понимал, что ей просто плохо, и ей обязательно надо, чтобы кто-то был виноват, что она не находит себе место, оттого что произошло событие, которое не нуждается в ее, Исраэллы, последнем слове. Бабушка взяла и умерла, не посоветовавшись. Дафна встала перед матерью в ту же позу, в которой обычно мама снимала с Дафны показания, приблизилась к ее лицу и тихо сквозь зубы процедила:
– Прекрати это немедленно.
Мать растерялась. Это был первый раз, когда дочь говорила с ней в таком тоне. Инцидент мгновенно был исчерпан, на минуту все притихли. Потом дядя Йосеф спросил у Дафны, приготовила ли она речь, подняв на нее свои голубые бабушкины глаза. Она вдруг увидела столько сходства, так много, до боли, от любимой бабушки, что слезы опять потекли у нее из глаз, прямо на темно-бордовый свитер.
– Да, – глухо сказала она и, решив, что теперь можно, пошла за коньяком.
Родительский дом располагался в Северном Тель-Авиве, в районе под названием Цаала, обители богатой публики и многих известных деятелей культуры. Множество частных домов на тихих голландских улочках, заканчивающихся тупиками. Большой ухоженный сад по периметру усажен пальмами и банановыми деревьями, одно из деревьев – манго – любимый фрукт Дафны. В сезон она ревностно следит за каждым созревающим плодом, кладет часа на два в холодильник и потом долго, с наслаждением ест, умело очищая его от кожуры и разрезая на кубики ярко-оранжевую мякоть. В этот период года Дафна почти каждый день навещает мать и бабушку. В другое время она не менее часто предпочитает навещать отца, который не так, как бабушка, но все же умеет вместить ее со всеми ее метаньями. Несмотря на отвращение, которое она испытывает к его второй жене, от которой он давно хочет уйти. Недавно Дафна поняла, что потеряла надежду и перестала давить на отца. Каждый хозяин своей судьбы. Наоборот, она поняла, что раньше, заговаривая с отцом на тему разрыва, только изводила его, портя ему здоровье. Как такая простая истина – каждый хозяин своей судьбы – не открылась ей раньше? И теперь ей приходилось мучиться угрызениями совести за вмешательство, на которое она, по сути, не имела право. Не говоря о том, что это вмешательство делало ее похожей на мать. Поняв это в свое время, Дафна ужаснулась.
Все двери материнского дома с утра были открыты, на воротах объявление о трауре на белом листе в черной рамочке, такое неличное,