не парься, все нормально. – Дафна безумно обрадовалась, увидев подруг, и то, что они опоздали, не имело значения. Она на фоне всего происходящего забыла про них и сейчас чувствовала себя, как ребенок на внезапном празднике. – Приедете на шиву?
– Понятное дело, – почти обидевшись, сказала Мира, – зависнем у вас надолго, такая возможность поймать тебя, никуда не спешащей, а то с тобой никогда не расслабишься. Последний раз сидели без напряга до того, как у тебя дети родились… Извини, – Мира вдруг подумала, что сказала что-то не то. – Жаль, что при таких обстоятельствах…
– Да уж, – выдохнула Дафна, – насчет обстоятельств. А насчет детей надо, чтоб у тебя тоже родились уже, тогда ты меня поняла бы.
– Нет уж, вряд ли это со мной случится: ни возраста, ни принца, ни особо желания нет.
– Как? Еще неделю назад ты мне писала про безумную любовь навеки… Куда он ускакал? – приостановившись от удивления и разочарования, спросила Ольга.
– А… – Мира махнула рукой в неопределенном направлении, – эта повесть без алкоголя не пойдет, хотя кладбище – удачное место для этого кретина.
Женщины приглушенно посмеялись.
– Вы прямо сейчас ко мне? – спросила Дафна.
– Мне на работу, родной, я вечером буду, зато Ольга тут на каникулах. – Мира выразительно похлопала подругу по плечу.
– Я тоже вечером, у меня один интересный бизнес, тоже под алкоголь и не на кладбище. Мы пойдем твою маму обнимем и понеслись. До встречи вечером.
Мать еще стояла у могилы, притихшая и постаревшая, покрыв голову бабушкиным платком. Не только мужчины на кладбище должны быть с покрытой головой, но и замужние женщины тоже. Исраэлла уже много лет была разведена. Только что над могилой ей и брату Йосефу лезвием надрезали одежду в знак траура, и теперь она должна всю неделю, не снимая и не моясь, в этом ходить. Чего, конечно, она, Исраэлла, делать не будет, и это всем понятно. Она не плакала, но была подавлена и молчалива, что для близких ей людей рисовало однозначную картину: ей плохо. Ее в эти минуты постигает осознание смерти матери. Новая реальность обрастает мясом и кожей, проникая внутрь и распуская в самом мягком, податливом нутре свои щупальца. Молчать и чувствовать во всю силу было ново для нее. Она упрямо, понуро стояла, пока Вера, бабушкина молдавская сиделка, не увела ее, приобняв за плечи:
– Пойдем, все уже.
В машине Алона и Дафны поначалу царила неловкая, нагнетающая тишина. Дафна решила разрядить обстановку, возвращая всех к повседневности:
– Значит так, я первые дни буду спать у мамы. Во-первых, чтоб она Йосефа не сгрызла, во-вторых, чтоб себя не сгрызла, и вообще, будет куча разных родственников, так что в плане обедов, завтраков и ужинов вы должны организоваться сами.
– Мама, я тоже хочу спать у бабушки, выходной же, хотя бы одну ночь, – взмолилась Ноя.
– И я, –