о, это просто здорово. С членом готов на любое задание партии и народа.
– Добро. Давайте приступим к работе. Надо заново приступить к переписи населения, подобрать себе секретаря, который бы вел всю документацию. Вам надо расписывать налоги с указанием фамилии, выписывать повестки, согласно которой граждане должны являться в сельсовет. Вам придется довольно часто выступать перед народом и в доходчивой форме разъяснять политику партии на данном этапе.
– Я постараюсь, спасибо за доверие. Если что не будет получаться, вы мне поможете. Только в этом случае я смогу не подвести вас.
– В помощи я вам не откажу, вы только спрашивайте, не стесняйтесь: я сам заинтересован, чтобы у вас получилось. Мне с Соймой тяжело было работать. Сойма – анархист высшей марки.
Корнута не понимал, что такое анархист и с чем его едят, очень хотел спросить, что это такое, но побоялся.
– Из—за него я и получил хороший нагоняй в Рахове. А теперь надо дела поправить. Вы пока обживайте этот кабинет, это отныне ваш кабинет, а я съезжу по одному срочному—пере срочному делу в соседнее село.
После этих, капитан пулей вылетел на улицу, сел за баранку и умчался в Апшу, показывая пример решительности и работоспособности только что избранному, простите, назначенному партией председателю сельсовета.
Корнута остался один в кабинете. Увидев портрет Сталина, повернулся в эту сторону и начал креститься.
– Дорогой вождь! и сделай так, чтоб я стал лучшим председателем в районе. Это теперь уже мой кабинет, я здесь хозяин. Получилось все так неожиданно. Где ключ от сейфа, а, нас толе, сам Фокин оставил его.
Он открыл сейф, достал поименную книгу, где значилось 1666 граждан мужского и женского пола, обнял ее и трижды поцеловал. Печать он тоже целовал, но перепачкал губы штемпельной краской.
– Вот они, все здесь у меня в руках, родные мои, живые и мертвые. Судьбу каждого из вас теперь буду решать я, председатель, поскольку председатель – это все. Пусть я не Фокин и даже не Помещуляк, но все же, у меня теперь власть в руках и не малая, я глава всему селу. Этот Фокин когда—нибудь уедет, не вечно же ему тут сидеть, а я останусь. И власть Ивана Павловича кончится, а я останусь. Пересажают какую—то часть населения и выметутся, а я останусь. Вот только партию не проморгать бы, члена получить… Как хорошо, что я приехал именно в это село, ибо в своем селе Грушево меня бы никогда не избрали, вернее не назначили председателем: у нас так много своих лбов и у них в карманах уже есть эти члены… ВКП (б), так, кажись, именуется их главный член…
Ему приятно было разговаривать с самим собой. Он при этом обнимал и целовал книгу списочного состава граждан, а круглую гербовую печать поместил во внутренний карман пиджака под мышкой левой руки, чтобы ее ощущать, как, вдруг, без стука вошла мать Вошканюка. Василий Михайлович не выдержал и тут же вытащил гербовую печать из—под мышки. Да у него и на лице уже все было написано.
– Что ж!