капитан. – Похоже, что вы начали работать. Ребят сегодня во Львове посадят на поезд – и на Донбасс. Только Витю Славского пришлось отпустить, он лучший ученик школы и к тому же секретарь комсомольской организации. Вы его больше не трогайте. Теперь, Иван Павлович, сколько раз можно говорить: антифашисты— это наши друзья, это те, кто с фашистами воевал, усек? Ну, где твой старик, давай его сюда. Какую агитацию он проводил, за кого агитировал?
– Он ураг, антофашист, агитировал так: Сталин, извиняюсь, товарищ Сталин, которого зовут великим, вовсе не Сталин, а Душегубошвили, а по—англицки, просто Джо. Вы представляете, какой подлец? Ведь Джо – это что—то вроде дворняжки бездомной. Разве можно отца народов называть Джо? Язык ему надо вырвать за такие слова, али просто—напросто ликвидировать, как враждебный алимент.
– Тащи его сюда, – повторил Фокин.
Ввели старика высокого худощавого, с небольшой заостренной бородкой и шрамом не левой щеке.
– Фамилия!
– Забодайко.
– Чем занимаетесь?
– А чем можно заниматься в мои годы? Около дома шлындаю, век коротаю, на тот свет собираюсь.
– Что ты там болтаешь, дед, про нашего вождя? Тебя за это расстрелять могут, знаешь?
– А что я такого сделал? Я сказал, что настоящая фамилия товарища Сталина – Джугашвили. Разве это не так?
– Разве? Я не слыхал что—то, – сказал капитан. – А если это и так, то не надо искажать: не Душегубошвили, а просто Джугашвили.
– Я ведь так и сказал, это твои активисты малость глуховаты и вообще они просто ослы… набрал ты, капитан, банду. И это лучшие представители советской власти? Да они все подонки, мелкие воришки и пьяницы, я всех их знаю. Любой из них родную мать продаст за стакан водки. И тебя тоже, капитан. Или действует принцип: кто был никем – тот станет всем?
– Поосторожнее, гражданин Забодайко, без оскорблений. Если мать будет заниматься контрреволюционной деятельностью, сын обязан доложить об этом в соответствующие органы, как это сделал Павлик Морозов в отношении своего отца. У каждого человека есть недостатки. Важно, чтоб он был предан делу марксизма – ленинизма и мировой революции. Не ты же будешь помогать мне здесь советскую власть устанавливать, правда?
– Я, между прочим, член партии с 1926 года, – вдруг сказал Забодайко.
– А где партбилет?
– Жена сожгла в печи во время облавы, а меня в этот момент как раз дома не было.
– Ну вот, сожгла. Все это сказки про белого бычка. Многие теперь хотели бы к партии примазаться, но ничего не выйдет, господа.
– Ну, как хотите, хотите – верьте, хотите – нет. Мне все равно. Мне уже 76 скоро. А потом, я был другого мнения о вашей партии, говорю честно. Вы можете меня расстрелять.
– Зачем расстреливать? Живи, старик. Только язык держи за зубами, не болтай лишнего.
– Твои бандиты мне последний зуб выбили, кровь не могу остановить.
– Полощи дубовой