Ведь Дай – не как все другие дети, он не растет так же быстро. Не меняется за те дни, недели и даже месяцы рядом с Юмом.
Никто не знает про Юма. Надо хранить тайну. Дай помнил уже много и чудесных мест, не только Золотую страну. Зеленый остров посреди синего океана, огромный космический корабль, мрачноватый дворец в горах с висячими садами и водопадами, дремучий лес и дом-дерево. И обычно там никого, кроме них, не было. Вот только на прошлый новый год они оказались в старом городе, среди толпы детей и взрослых на каком-то огромном карнавале среди каменных старинных зданий и площадей, в грохоте салютов и буйстве музыки. Юм крепко держал за руку (или за щиколотку), даже когда взрослые поднимали Дая, чтоб ему лучше было видно представления и фейерверки. Юм исподтишка добавлял волшебства в неистовствующий праздник, а сам, в такой же, как на всех мальчишках вокруг, куртке и надвинутой на лоб белой шапке, ничем не отличался от радостных и прыгучих ребят такого же роста. Веселился и вытворял чудеса.
Но потом было возвращение. И от всех чудес – изнеможение счастья и несколько золотых блесток в кармашке… И очень, очень грустно… Но пусть Юм скорее уже приходит! Только надо перетерпеть последние недели в школе.
Он очень старался. Он не читал больше сказок и не тратил время на гимнастику, не играл больше с камешками и снегом. Даже на каток с ребятами больше он не попадал, потому что вечером нужно было исправлять ужасные оценки на занятиях для отстающих. С горя он утащил сумку с коньками к Артему – в надежде покататься как-нибудь утром в воскресенье, там ведь рядом озеро, уже замерзло – но оба подряд воскресных утра Артему надо было на работу по важным делам… И он, как в обычный день, сидел в комнате рядом с его кабинетом и учил, как пишутся легийские слова. Ну и что. Зато с Артемом.
Когда он вечером выходил, волоча ранец, из школы, – от холодного темного воздуха кружилась голова и хотелось только спать. Артем молча подхватывал на руки, уносил в люггер – и Дай выныривал из тьмы только когда Артем будил ужинать.
Надо учиться. Засыпая и просыпаясь, он повторял таблицы кубов и квадратов чисел, постоянно перемножал и делил в уме трехзначные унылые числа. С письмом – все хуже. Он вызубривал непонятные правила и, как партизан, выслеживал запятые. И зажмуривался от ужаса, когда подходил учитель или раздавали тетрадки.
Наверное, немота как-то действовала и на пальцы: чахлые уродцы букв переворачивались, проваливались или вовсе терялись. Может быть, он даже и письменно никому ничего говорить не должен? Но он ведь и не говорит. Он даже от ребят, даже от Сережки с Торпедой (ведь стыдно им в глаза смотреть, потому что у него есть Артем и «дом», а у них – нет) старается держаться подальше. Ему бы всю ерунду школьную написать. А цифры… Предательство. В конце любого примера или запутанной задачки Дай в молнии решения всегда видел ясное, слабо светящееся синим, великолепнейшее,