делает вид, будто не может подобрать слова. Я знаю, что это не так, потому что моя жена всегда знает, что сказать, особенно когда дело касается меня.
– Ты пил весь день, Коннор, – говорит она наконец с протяжным вздохом. – Весь день напролет. Я зря взяла тебя с собой. И зря позволила тебе достать ту бутылку текилы.
Я морщусь при слове «текила».
– Ну не знаю, – говорю я.
Кристен присаживается на край кровати: «Еще как знаешь».
Она права. Знаю.
Мне хочется напомнить ей, что она могла бы помочь. Подливать мне алкоголь и потом жаловаться, что я слишком много пью, – не очень-то честно. Но я не могу этого сказать. Я знаю, что она любит меня, и в конце концов это моя битва.
– Да, – говорю я. – Мне пора завязывать.
Она могла бы сказать, что слышит это уже не в первый раз, но, к счастью, не говорит.
– Верно, – отвечает она вместо этого, забирая у меня стакан.
Теперь она снова смотрит на меня с нежностью. С печальной, но искренней улыбкой. Ее голубые глаза видят меня насквозь. Она любит меня больше всего на свете, но я знаю, что мое время с ней может вот-вот подойти к концу из-за всего, что я совершил. И продолжаю совершать. Мне нужна помощь. Лечение. Ненавижу это слово – из-за него я кажусь таким слабым; но после вчерашнего Кристен вряд ли даст мне еще один шанс. Когда она принимает решение, ее крайне сложно переубедить. Хотелось бы мне иметь такую уверенность в себе. Но, увы, я слишком мягок, слишком податлив. Я – словно комок теста. А моя жена – скалка. Несмотря на некоторые сложности, мы хорошо дополняем друг друга. Когда-то я сомневался в этом, но откуда мне знать? Она юрист. А я – официант. Хороший официант. Но все же.
– Я не смогла сделать это ради своего отца, – говорит она, напоминая, что выросла с алкоголиком, что сильно на нее повлияло. – И не могу сделать ради тебя, Коннор. Тебе самому придется пройти все шаги к выздоровлению. Я буду рядом, но я не могу сделать это за тебя.
На самом деле я уже пытался, но потерпел неудачу.
– Я чувствую себя ничтожеством, – говорю я. – Я запишусь к своему врачу, поговорю насчет возможного лечения.
– Милый, – говорит она, – я в тебя верю. Правда. Коннор Мосс – вовсе не ничтожество.
– Иногда мне трудно с этим согласиться, – говорю я.
Она смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами: «С этим тебе тоже придется справиться самому».
Кристен встает и смотрит на меня мягким, но знающим взглядом. Она настоящий ангел. Иначе и быть не может. Ни одна другая женщина не стала бы меня терпеть.
– Тебе нужно принять душ, – говорит она. – Ты пахнешь как ликероводочный завод.
Мне удается улыбнуться ей в ответ.
– Это последний раз, Кристен, – я не добавляю «клянусь». Я слишком легко разбрасывался этим словом раньше. Много раз.
Я встаю с постели и добираюсь до ванной. Это маленькая комнатка, отделанная от пола до потолка стеклянной мозаикой. Из открытого окна доносятся звуки проезжающих по шоссе машин. Звучит сирена. Должно быть,