с наплывами. Мне на глаза попадаются декоративные подушки, украшенные салишской вышивкой. Некоторые назвали бы это кощунством. На стенах развешаны реликвии Худ-Канала: таблички «Свежие устрицы!», резная вывеска давно закрытого танцевального зала, череда черно-белых фотографий этой местности, изобилующей медузами и древесиной.
– Отец построил дом во времена сухого закона, – говорит он, заметив мой заинтересованный взгляд. – Смог подзаработать. Вместе с парой других местных жителей. Отсюда легко переправлять самогон в Сиэтл.
– А сейчас и не скажешь, что это такой уж отдаленный район, – говорю я, а мистер Беккер жестом приглашает меня сесть на один из больших деревянных стульев.
– Верно, – говорит мистер Беккер, снимая свои поношенные резиновые сандалии. – Проклятые калифорнийцы все тут испортили. Налоги все растут и растут. Моим соседям пришлось переехать. А они жили здесь почти столько же, сколько и я. Теперь ютятся в какой-то лачуге в Аризоне и каждый день жалеют, что уехали, а не умерли здесь. Надеюсь, меня когда-нибудь хватит сердечный приступ во время прогулки по пляжу…
Он глядит вниз, на Уинстона: «Но не сегодня. Не хочу, чтобы Уинстон меня пережил, а он протянет еще несколько лет».
– Он у вас красавец, – говорю я, потрепав Уинстона по ушам.
– Но вы пришли не за уроком истории и не за тем, чтобы погладить моего пса.
– Верно, – говорю я. – Меня интересует, что вы видели на пляже.
– Почти ничего, – говорит он.
– Понимаю. Но порой свидетели трагических происшествий вспоминают больше подробностей по прошествии некоторого времени. Вы ведь согласны, что это была трагедия?
Уинстон яростно чешется, а мистер Беккер хмурит свое морщинистое лицо.
– Для той женщины и ее мужа? Да, трагедия. Для меня? Как сказать. Я служил в армии и много чего повидал. Здесь поутру на пляже такого не увидишь. Хотя один раз мне почудилось, будто я застукал насильника, а оказалось, ребята просто баловались на надувном матрасе.
Я киваю и прошу его описать, что именно он видел этим утром.
– Пожалуйста, расскажите еще раз.
Мистер Беккер повторяет то же самое, что сообщил Монтроузу во время предварительной беседы. Он выгуливал Уинстона, как привык делать каждый день. Адам и Обри плыли в лодке примерно в сотне ярдов от берега. Потом кто-то закричал. Мистер Беккер посмотрел сначала на Адама, который в панике греб к берегу, потом перевел взгляд на бетонную дамбу.
– И увидели миссис Уорнер? – уточняю я. – И нападавшего?
Мистер Беккер извлекает из нагрудного кармана свои очки.
– Я знаю, что уже не молод, – говорит он, – но в очках вижу вполне неплохо. Все произошло очень быстро, но я знаю, что видел.
Он словно бы раздосадован моими вопросами, и его акцент усиливается.
– Я здесь не потому, что сомневаюсь в ваших словах, мистер Беккер. Было совершено преступление, и необходимо выяснить, что произошло и кто в этом виновен.
Уинстон – весьма крупный пес, но мистер Беккер разрешает