как потом я узнала, имел опыт другого общения с девушками. В свои восемнадцать он был вполне зрелым юношей, и ему требовалось гораздо больше того, что могла предложить я. Близкий друг Максима по институту, знающий нашу любовную эпопею, с издевкой говорил, что тот страдает склонностью к мазохизму.
– Это же надо так издеваться над собой! – удивлялся друг. – Мало девок, что ли…
Девок хватало. И тех, с кем Максим целовался, и тех, кто позволял ему делать с собой куда больше этого. Но Максим одурел от желания получить именно меня. Что-то волновало его во мне, возбуждало до безумия. Будто во мне таилось нечто, чего не было у других. А может, дело было в моей недоступности. Запретный плод сладок, как известно. Он не мог добиться от меня никаких прикосновений, не говоря о поцелуях. И поэтому ему особенно рьяно хотелось испытать на вкус, что же я собой представляю.
– Тайна секса, – говорила одна моя приятельница много позже, объясняя необъяснимую страсть одного человека к другому. – Почему, когда вокруг сотни тысяч других, мужик или женщина жаждет именно одного-единственного, неизвестно по какому принципу выбранного человека? Никто этого не знает. И знать не может. Что-то щелкает у тебя внутри, и все… ты идешь на него, как кролик на удава. Знаешь, что попал. Но ничего поделать не можешь.
Еще позже понятие «тайна секса» наполнилось другими, научными, объяснениями. Никакой тайны в притяжении одного к другому нет. Все дело в химических процессах. Да-да, мы, люди, состоим из атомов и молекул, как стол и стул. Но наши молекулы соединяются в разные конфигурации, вырабатывают всякие там эстрогены и тестостероны. Они и руководят нами, начиная от работы мозга и заканчивая работой… простите, половых органов. Это не мы хотим секса. А эти самые гормоны, выбрасывающие в разные стороны нашего организма свои частички, заставляют нас хотеть. И хотим мы того, на кого «работает» этот выброс.
У Максима гормоны срабатывали на меня. Им руководили эти самые химические реакции. И он буквально бредил желанием в отношении меня, а не кого-то еще. В средние века, да и в жизни наших бабушек, такое желание и сильная привязанность к кому-то считались колдовством. Мне же Макс нравился, но не больше. Мои гормоны, видимо, еще не были столь активно на него настроенными. Однако его страсть действовала на меня заражая и заставляя хотеть его почти так же страстно, как он меня.
Максим без труда находил женское тело для удовлетворения своих мужских потребностей, но продолжал желать меня. Возможно, я была ему необходима, как птица счастья, за которой гонишься, но не можешь поймать. Кто знает, может быть, получив от меня все, чего хотел, он потерял бы ко мне всякий интерес. Так же как он терял его к другим… А, может, прав был его друг, говоривший о мазохизме Максима, может, и правда ему доставляло удовольствие мучиться. Как бы то ни было, мы стали с ним встречаться достаточно интенсивно. Но наши встречи ограничивались