заёрзал на стуле, силясь припомнить свои упущения, но таковых не припоминалось.
– Господин шихтмейстер, извольте объяснить, почему детали к колесу приходится подгонять на месте.
– Господин бергмейстер, вам же известно, плотник Остроглазов поранил руку, не может робить. Остальные плотники не столь искусны.
– А вы там на что? – язвительно спросил Фролов. – В плотницкой имеются шаблоны, вы обязаны проверять каждую деталь. Чем вы только занимаетесь?
Козьма Дмитрич разговаривал ровно и размеренно, редко повышая голос и никогда не срываясь на крик – даже делая выговор самому нерадивому работнику. Это не было его правилом, таков был его нрав. Так он разговаривал и с начальством, и с подчинёнными, вплоть до самых незначительных.
Эта особенность поведения действовала умиротворяюще на собеседников, даже на таких необузданных крикунов, как Леубе.
Сазонов шмыгнул, посмотрел исподлобья на въедливого управителя.
– Да, где ж мне поспеть за всем, Козьма Дмитрич? На мне и плотницкая, и кузница, и салотопня. Гляжу, чтоб все робили, не лодырничали. Знаете ж, глаз да глаз нужон. Вот и хожу, проверяю.
– Господа, надобно среди урочников поискать доброго плотника. На сегодня закончим. А вы, Сазонов, плохо справляетесь со своими обязанностями.
Офицеры гуськом вышли из кабинета.
Совсем необязательно бергмейстеру, начальствующему над рудником, ежедневно спускаться в шахту, но Козьма Дмитрич не мог без этого. Супруга с утра пеняла:
– Да в твои-то годы по шахтам лазить? Зимой, не ровен час, поскользнёшься, упадёшь с эдакой высоты, кости переломаешь али отобьёшь чего. Не лазий ты в эту шахту. Али помощников у тебя нету?
Улучив паузу, когда супруга делала вдох и смолкала, Козьма Дмитрич наставительно говорил:
– В сотый раз объясняю: лестницы каменные, удобные. Ничего со мной не случится.
Переделка лестниц обернулась историей продолжительностью более полутора десятков лет. Приехав в Змеиногорск и впервые спустившись в Екатерининскую шахту, Фролов ужаснулся. Лазить по этим летом узким, скользким от грязи, а зимой обледенелым сооружениям было сущим смертоубийством: того и гляди сверзишься с пятисаженной высоты. Так, в сущности, и происходило. Не было счёта искалеченным – переломанным рукам и ногам, свёрнутым шеям, разбитым головам. Тогда же Козьма Дмитрич хотел заменить узкие шаткие деревянные лестницы широкими каменными. Благо строительного материала имелось вдосталь: пустую породу было некуда девать. Но начальство не дозволило. Рабочих рук не хватает, а оберштейгер Фролов решил пустяками заниматься. Потери рабочего времени из-за травм в расчёт не принимались, а уж о страданиях покалеченного «мужичья» и разговора не было. Теперь он сам начальник на руднике и исполнил давно задуманное.
После утренней раскомандировки работных Козьма Дмитрич спускался в Вознесенскую шахту. Не терпелось. И, правда, мастера доложат, что сделано и как сделано. Но не мог утерпеть, чтобы самому не глянуть. Слишком долго