отдых.
«Эх, Козьма Дмитрич, Козьма Дмитрич, – думал Спицын, – голубиная твоя душа. Да рази мужик-от добро понимат? Кулаком в рыло, а в разум не войдёт. К Пригонной горе сводить – враз зачешется. Уж он-то доподлинно все мужицкие увёртки знает. Мужику чо надо – брюхо набить, в кабак сходить да спать завалиться».
Начальство и он, Фролов, разговаривали на разных языках. Что барнаульское, что петербургское две методы знают: розги и шпицрутены, шпицрутены и розги. Руда на верхних горизонтах выбрана, нужно идти вглубь. Для того надобно ручной труд менять на машинный. Гора Змеиная, речки Змеёвка и Корбалиха – редкостное сочетание. Перепад высот даёт возможность с помощью воды производить не токмо водоотлив с затопляемых нижних выработок, приводить в действие лесопилку, толчею, рудоразборный стан, но и поднимать руду и породу с самой глубины. Что ни предложит, ответ один: нет. Притеснениями да наказаниями не усердие к работе возбуждаются, а отвращение. Уж ему ли не знать об этом! Но как объяснить это людям, для которых мужик является не человеком, а скотом. Никакого просвета в жизни ни у рудничных, ни у урочников нет. Попал в рудничные или в приписные – каторга до самой смерти. У половины урочников лошадёнки заморенные, упряжь верёвочная, худая. После каждого перегона перевязывают да связывают, вот и ползут обозы, подобно улитам.
Нахмурившись, обдумывая содержание письма, Фролов подвигал по столу медный транспортир, кивнул Спицыну на стол у стены.
– Садись, Василий Фомич, будем писать, капля камень долбит.
Глава 4
На восточной половине неба бледнели звёзды. На вершине высокой сопки проступали очертания каменных скал, одиночных пихт. Мороз зло кусался, лез под сермяги. Края малахаев опушились изморозью. По простору рудника в мятущемся свете костров и пламенников двигались вереницы озабоченных людей, исчезавших в темноте. Пашке и Спирьке казалось, что все эти люди заняты бестолковым хождением. Шумело колесо, на лесопилке визжали пилы, из трубы в кузнице поднимался дым, из раскрытой двери слышался стук молота. Бергмейстер ходко спускался по широкой тропе, натоптанной по косогору. У придомка на склоне остановился. На площадке возле придомка громоздилась куча непонятных деревянных изделий, металлические трубы. Работные, толпившиеся на площадке, при виде начальства заторопились, нагрузились деревянными штуковинами, трубами и скрылись в подземном проходе. Хромой мужик, стоявший у входа, зажёг толстую сальную свечу в лампе, подал лампу Фролову.
– Это штольня Луговая. Давайте за мной, да глядите хорошенько, а то зашибётесь, – пояснил бергмейстер.
Поклажа рабочих задевала за стены, тыкалась во впереди и сзади идущих. Мужики коротко и зло ругались. Стены и кровлю штольни слагали камни, скреплённые раствором, пол покрывал деревянный настил, темноту скудно рассеивали редкие лампы, висевшие на стенах. Предупреждение бергмейстера пришлось кстати. В полумраке подростки натыкались на стены. Спирька споткнулся о кусок породы,