ученики с любопытством осматривали выработку. Из узкого прохода, в который подавали трубы, доносились голоса, там тоже шла работа. Свод, стены и даже пол выработки были выложены камнем на крепком растворе. Дотошный Пашка даже потрогал несколько, ни один не шевельнулся. Стоять без дела стало скучно, юный горняк подошёл к колесу, заглянул через плечо Хрусталёва. Тот уже оставил чертёж, показывал Фролову сделанное за прошлый день. Бергмейстер придирчиво осматривал выполненную работу, но остался доволен. Хрусталёв оглянулся на Пашку, хмыкнул:
– Малый-то любопытствует.
Фролов спохватился.
– Я и забыл про них. Ученики это. Ты, Павел, помогай Хрусталёву, а Спиридон пускай на поршни идёт. Потом мне расскажете, что поняли.
Хрусталёв переминался с ноги на ногу, скрёб за ухом, поджимал губы, смотрел на Фролова искательно. Козьма Дмитрич не выдержал:
– Говори уже, чего мнёшься.
– Я мужик, конечно, тёмный, но вот задумка у меня, может, посмеёсси. Мы вот колесо ладим, штобы, значит, воду наверх подымать. Ежели ещё колёсо поставить… От кривошипа, понятное дело, шатуны разные, тяги, и не поршни вверх-вниз таскать, а ворот крутить. Тем воротом бадьи с рудой и породой подымать. Чо скажешь? – спросил и заговорил скороговоркой: – Ведь облегчение-то какое будет, и работы быстрей пойдут.
– Хорошая задумка, Ефим, молодец! – Фролов, удивив Хрусталёва, радостно засмеялся. – Поставим мы с тобой колёса, и не одно. И из шахт будем водяными колёсами подымать руду, и на станы её с рудника доставлять.
Вот же как получается: тёмный мужик понимает, а люди образованные, благородные, по службе своей обязанные способствовать развитию наук, это развитие гнобят в зародыше. У немцев учиться надобно! Огневую машину-то не немец – русский мужик, сын солдата, Иван Иванович Ползунов построил. Не стало Ползунова, и детище по железкам разобрали и забыли. Ждём, когда немцы изобретут. Изобретут, конечно, поди-ка у нас подсмотрят, на свой лад сделают, да нас же и учить станут. Эх, Ваня, Ваня, друг мой милый, что ж ты так рано ушёл!
Пашка решил, что Хрусталёв мастер, или десятник, или ещё какой смотритель, но тот оказался простым горным служителем. Мастером оказался бритый мужик в тёплом картузе и сапогах. Основным занятием мастера было покрикивать на рабочих и не давать им передышки. Объяснение Хрусталёва было коротким.
– Вот смотри, мы с Федькой вот эту хреновину ставим сюда, Гришка с Петрухой подсовывают хреновинки, а ты в дыру вталкиваешь болт. Потом на болт наворачиваем гайку.
Работа оказалась не такой простой, как объяснения. «Хреновина» и «хреновинки» не укладывались в положенное место, приходилось браться за топор. Отверстия не совпадали, болт не лез в предназначенное место. Хрусталёв покрикивал на Пашку, командовал товарищами, куда двигать детали. Мало-помалу работа всё же продвигалась.
Вечером Хрусталёв предложил:
– Вы с дружком бабе моей муку принесите, отсыпьте сколько-то, она вам хлебов напечёт.
В доме купца Мелентия