(см. Лат.-Рус Словарь И. Х. Дворецкого). Épileuse = букв. «та, которая удаляет волосы». Если обратиться к Реальному словарю классических древностей Ф. Любкера, то отдельной статьи, посвящённой античным парикмахерам (напр. cinerarius) или мастерам маникюра и эпиляции мы там не найдём. Нет такой статьи и у Брокгауза. Однако, в статье Сервы (Servi) в словаре Любкера всё же перечислены основные виды деятельности рабов знатного римлянина, в числе которых (в подклассе vulgaris) находим ornatrices, которые вполне органично сочетаются с «железным треножником» (предмет античного быта), чего нельзя сказать о «той, которая делает эпиляцию» (букв. перевод фр. épileuse).
…О, пусть же явится он, Тот, кто под ферулою: <…> Ah! Qu’il vienne, Celui […] qui nous tiendra sous sa férule <…> Здесь ферула в своем основном значении, т.е. розга или палка (см. выше).
…Взято из Текста, Наёмница: <…> Textuelle, la Mercenaire <…> Эта строка напоминает заметку на полях.
IV. Патрицианки также появились на террасах…
Патрицианки также появились на террасах, тяжелые вязанки камыша чернеют в их руках:
«…Прочитаны наши книги, растаяли грёзы наши, лишь это и было? В чём, наконец, наш жребий и где выход? Где то, чего нам не хватает, и тот порог, который мы ещё не преступили?
«Вы лжёте, знатность; происхождение, вы предаёте нас! О, смех, над нашими сгоревшими садами ты кречетом взмываешь золотым!… И ветер вдаль загонными Лесами уносит мёртвое перо, овеянное славой.
«Однажды вечером и роза потеряла аромат, а в трещинах камней холодных угадывался почерк колеса недавно здесь проехавшей повозки, и в сумерках печаль уста свои открыла, дохнув на глыбы мрамора зияющего грота. (Последней пела Тьма, ─ Та, что кропит решётки золотые кровью наших львят и милых сердцу птенчиков азийских уже на волю выпустить готова.)
«Но Море, которому для нас никто не дал имени, было там же. И столько зыблемых волн, одна за другой, ─ словно те, кому предписан постельный режим, ─ ложились на каменные площадки набережных под присмотром наших кедров! Возможно ли, возможно ли ─ ведь в наших глазах, в глазах томящихся в ожидании женщин, застыло море со своим возрастом, с вечерней своей звездой, дрожащей на шелках зыблемых волн
«И со своим обетованием, данным всему, что ни есть интимного в наших телах ─ возможно ли, о благоразумие! чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно нашего столь длительного пребывания в сумраке тисовых аллей, озаряемых светом дворцовых факелов, или же там, где догорающие письма вызывают к жизни пляску теней на резных панелях из кедра или туи?
«Как-то вечером ветер принёс странный гул в наши готовые к празднику земли; в тот час, когда слава покидала завоеванные ею челà достоименитейших, только мы одни вышли оттуда, где, ─ на озаряемых последними лучами террасах, ─ было слышно, как прибывает море к нашим каменным рубежам. «Следуя к тому обширнейшему кварталу, где поселилось забвение, словно спускаясь к низинным участкам наших парков ─ к огромным каменным лоханям, когда-то служившим поильнями для лошадей, к убранным в гранит берегам прудов (вотчина Шталмейстера!),