только алый рот —
Черты его заострены и сильны.
Там, за губами, крошево зубов.
Я сам их выбил! О, спаси Всесильный!
Меня от смерти гибельных оков.
Но мёртвая пленяет поцелуем,
И ледяной язык её – палач.
Внутри меня – кровавое безумье;
Внутри меня – её последний плачь.
Я чувствую, как старится вдруг тело,
Как выпадают волосы… в груди
Теперь навечно всё заледенело.
Изыди. Прочь! О, Дьявол, отойди!
Смеется – таким голосом хоронят.
Самайн танцует, бьются зеркала,
Возлюбленная гордо верховодит
На празднике разбуженного зла.
Эпилог
С утра вошли к нему и ужаснулись:
Огромный гроб стоит, землёй покрыт.
В нём мертвецы навек соприкоснулись
Губами. В апогее красоты.
На лицах Эльзы и Артура было
То знанье, что не выдержать живым.
А ворон каркал за окном так сильно…
Забвенье саваном пусть будет им!
Мария Ерфилова – «Дверь»
У меня был кот Чупа. Он умер два года назад, и после уже не хотелось никаких животных в доме. Но друзья отчего-то решили, что я затосковала, и принесли мне хомяка.
Хомяк был желтовато-белый. Он никогда не бегал в своем колесе – только сидел в нем, сложив лапы с длинными завивающимися коготками на толстое покрытое пушком брюхо – как китайский мудрец. Щурился и щерился, когда я просовывала пальцы сквозь прутья решетки. Мы с хомяком как-то сразу не сошлись. Его бисерные какашки усыпали весь журнальный столик, на котором стояла клетка, хотя хомяк мало проявлял активности. Умер он довольно быстро – даже для хомяка.
Надо сказать, что я испытала некоторое облегчение. Потому что теперь не нужно было спешить домой, чтоб кого-то кормить. Я могла не беспокоиться в свои выходные и уезжать насколько угодно далеко. И больше не требовалось убирать чье-то говно.
Я не чувствовала себя одиноко на старой съемной квартире. Но пространство расширилось и воздуха стало больше. В нем было зябко находиться и появилась потребность надевать домашние тапки и древнюю коричнево-рыжую кофту с длинным рукавами, похожими на сморщенные ржавые трубы. Эта кофта удерживала вокруг меня теплый воздух и служила разделителем между свободой опустевших комнат и мной – вечно занятой по ночам работой, а с утра сонной и хромой.
Но вот в один из вечеров скрипнула дверь. Это поразило меня. Дверь между комнатой и коридором. Она скрипнула сама собой – я к ней не прикасалась. Ну может, ветер подул или что-то такое, подумала я. И все-таки отложила в сторону диктофонные записи с интервью, слезла с дивана, приблизилась к двери, взялась за ручку и потянула. Дверь скрипнула снова – на этот раз выразительнее.
На самом деле она не скрипела! Это был другой звук. Голос животного. На секунду мне представился мех на двери, и стало смешно.
Я решила, что пора прекратить работать сегодня, что лучше пойти спать. Но не успела сделать и шага в сторону дивана, как дверь снова издала звук. Это было похоже на «куррк» или «мрррик» или даже «ррррмоу». Я не вздрогнула,