об этрусках как о тупых воинах. Правда, оставалась спасительная мысль: «Он у них один такой… маленький…» – за нее и зацепился. Она доставляла радость. Какую-то глупую, родом из детства, когда этруски были далекими тупыми воинами, над которыми в играх было принято потешаться.
Как ни хотела Гелиния испробовать шикарную кровать в общей спальне князя Ринга (были у них с женой еще и личные спальни), но Рус торопился, и супруги «провалились» в сад «Закатного ветерка». Понятливая супруга, горько вздохнув, ничего не сказала.
В Кушинаре они с Гелинией встретились там же, где и планировали, – в комендатуре.
Слова «именем Эрлана Первого» сильно ускоряли военную бюрократию. А когда Гелиния призналась коменданту города, что является женой Руса Четвертого, тогда и вовсе дела заскользили как по маслу. Пангирров полностью амнистировали, выдали пергамент с разрешением кочевать на их излюбленных пастбищах и, конечно, приглашали в любое время посещать Кушинар, где скоро построят храм Геи. Кроме того, подлечили всех раненых и хворых, выдали продовольствие и даже деньги на покупку скота. Задержаться в городе они отказались и буквально на следующее утро покинули свое временное пристанище – казармы кушинарского гарнизона, во дворе которого ставили шатры.
Аграник обиделся, когда от простых воинов-этрусков узнал, что посвящал его род Гее не абы кто, а сам «сын Френома», который и вправду одновременно был посвящен Величайшей.
– Что же он там, на дороге, не признался! – возмущенно воскликнул он в кругу близких. Умом понимал объяснения Влады и Фарика, но сердце не принимало: «Кругом ложь! Даже дети богов – лгут! В степь, как можно скорее!»
Молод он был для вождя, горяч и наивен.
Ровно через семь дней Рус, одетый как типичный кушинг, причем небогатый – опоясанный простым кушаком без изысков, вышел из большой спальни, кивнул паре невозмутимых воинов-этрусков и спустился в секретариат. Поздоровался с Пирком и велел немедленно звать сюда гильдейских старейшин.
Секретарь и верил – и не верилось. Теперь убедился: божий не божий сынок – неизвестно, но искуснейший маг, которому по-прежнему подвластны Звездные тропы – это точно. И только сейчас он полностью успокоился. А то, стыдно признаться, почти все ночи не спал – гадал: «Выйдет – не выйдет», «Исхудавшим или нет», «Там он, дарки его раздери, или все же тропой ушел» – и все остальное в таком же духе.
Пока купцы собирались, Рус выслушал четкий доклад «заместителя».
– Ладно, за карты засядем, когда торгаши уйдут. Сказали, что я – сын Френома? Это правда, но с небольшим уточнением – пасынок. Для этрусков это не имеет значения…
– А для тебя, князь? – вдруг спросил Пирк и сам испугался собственного вопроса.
– Смелый? – Под прямым взглядом Руса секретарь вспотел. – Больше умный, чем смелый, но и храбрости не отнять… в достаточном количестве, – заключил «божий сынок» и все-таки соизволил ответить «доверенному» лицу: – Мне без разницы, рожден я богом или усыновлен, главное – я знаю, что могу многое. Устраивает ответ?
– Более чем, –