ему конкуренцию. Терпеть ее не могу. Из всей грязи на земле она – самая вонючая. Что касается дел сердечных… Любовницы Орозо были не в моем вкусе. Не люблю жгучих брюнеток. В них есть что-то вампирское. Я крутил роман с его женой, но это продолжалось уже два года. Все об этом знали, и Орозо – тоже. Но ему было плевать, потому что семейная жизнь вот уже лет десять как не интересовала его. Почему он решил пересмотреть свои взгляды? Просто ему потребовался козел отпущения, с которого можно начать тотальный террор. Таким козлом стал я.
Пальцы Доктора сновали в моей голове, и я вновь испытывал странные ощущения. Так бывает, когда трогаешь онемевшую плоть. Но мозг – не плоть, это все-таки несколько иная субстанция. За множество жизней на подсознательном уровне я усвоил одну простую истину: именно мозг нужно беречь больше всего на свете. Потому что иначе – больше, чем смерть.
– Да, – хмуро проговорил Доктор. – Мозг ему разворотили основательно. Все-таки, шесть зарядов – это многовато. Придется кое-где ткань менять.
– Перед Битвой?! – взвизгнул Копер. – Доктор, ты понимаешь, чем это может обернуться?
– Вполне, – Доктор кивнул. – Часть памяти будет стерта. Он уже не сможет использовать мощь своей магии на том уровне, которого достиг за три с половиной тысячи лет. Но другого выхода нет. У него в голове месиво. Я постараюсь спасти все, что можно, но процента два все равно придется заменить.
– Ты Доктор, – недовольно уступил Копер. – Но если гроны одолеют, подыхать тебе придется так же, как мне. Так что меняй.
Это была их первая размолвка в процессе ремонта покойников. И она не понравилась Доктору. Гневно сверкнув глазами, он сказал:
– Про «подыхать» я знаю не хуже тебя! Но другого выхода нет. Здесь я Доктор, ты верно подметил. И я беру эту ответственность на себя. А ты… Вряд ли ты останешься дожидаться исхода Битвы, я так думаю.
Его пальцы снова проникли в мой череп и надавили на что-то. Я почувствовал, что все тело пронзает электрический разряд невероятной мощи, и комната вместе с Доктором и Копером уплыла куда-то вбок.
Есть Океан, огромный, как Безмолвие. Есть островок, маленький, как слово. И я плыву по Океану в направлении островка, чувствуя невероятную усталость. Плыву с трудом, одержимо вскидывая руки и проталкивая тело вперед. Но до островка далеко, очень далеко – в три раза дальше, чем до горизонта. И тем не менее надо плыть. Плыть во что бы то ни стало, не останавливаясь и не отдыхая. Я знаю, что не утону – в этом океане утонуть невозможно. Но, если остановлюсь, то застряну здесь навсегда – обессилевший и одинокий.
Океан состоит из миллиардов человеческих душ – тех, кто жил когда-то, но ушел, не исполнив предназначения, и теперь ожидает, когда его снова призовут в мир людей, и тех кто только-только нарожден из Хаоса и готовится впервые примерить телесную оболочку.
Я тоже – всего лишь душа самого себя, прежнего, расстрелянного у стены из красного кирпича. В этом эфемерном мире душа не нуждается в теле, она прекрасно обходится без него.