корыта, чтобы отпугивать от палисада козлят:
– Ну что за люди! – старается докричаться до каждого окна на улице. Принадлежность коз знакома каждому, но Дусе важно осуждение хозяев, а не скотины. – Им хоть гавкай, хоть мяукай, – лень присмотреть за живностью. Вон Лидочка – человек человеком, всю скотину на привязи держит. Пошли вон, заразы!
Подхваленной Лидочке остаётся тайно перекреститься в своём дворе. Баба Дуся ногами никакая, с крыльца не слезть, но на язык лучше не попадаться ни в плохую, ни в ясную погоду. Сама от него мается:
– Язык раньше меня рыщет, врагов себе ищет…
– Где ляжешь спать? – вернулся к делам житейским Фёдор Максимович.
– В подвале.
– Тогда одеяло принесу. Зори уже с прохладцей.
Встал, с усилием разгибая колени. Увидев эту немощность, Егор отвёл взгляд: отец, которому, казалось, сносу не будет, который по лесам, как по собственному двору, сутками ходил, ослаб на глазах. И видеть, осознавать это оказалось невыразимо больно.
– Сваха молока обещалась с вечерней дойки принести, в сенцах стоять будет.
Всё, как в детстве. Банка молока на сон после ночной гульбы – мамина традиция: чтобы ерунда не снилась.
– Кивни Степану, – попросил напоследок отец, указав глазами в сторону соседского двора. – А то дырку в заборе проглядит.
– Надо было позвать.
– Завтра. Завтра все подойдут, кому захочется, – не отдал радость первого дня чужим Фёдор Максимович. Утвердительно кивнув своему решению, пошёл на огород, где среди яблонь был поставлен подвальчик – летом для прохладного отдыха, зимой для хранения зерна.
В ту же секунду из-за тополя, росшего напротив крыльца, послышался застоявшийся, нетерпеливый шёпот-мольба:
– Егор, подойди.
Выглядывал Витька Пятак, учившийся классом выше Егора. Из села выезжал только в армию да в тюрьму, тем не менее умудрившись заиметь дочь и двух жён – законную и самогоночку. Пятак, шныряя глазами сразу во все стороны, протянул руку:
– Привет, Фёдорыч. Живой? А то батька твой ходил, как тень. У-у, качало прямо от ветра. Принеси выпить, раз уж вернулся.
Не успел Егор что-то возразить, а Пятак уже выпихивал его в сторону дома:
– Давай, быстрее, а то моя туча сейчас появится. И батька чтоб не видел. Быстрей, а то помру. Хочешь, спляшу, – отбил чечётку.
– А если бы я не приехал? – остановил уличного друга Егор, и сам не привыкший быть на пьяных побегушках, и не признающий тех, кто готов плясать за стакан водки.
– Помёр бы. Истинный крест – трясучка убила б. Сижу полчаса уже. Горю. Ну, быстрее. Давай, давай.
Егор вздохнул. Выпивки не жалко, но как же надо себя опустить, чтобы трястись от одного её желания? Отрезал кусок колбасы, достал из-за занавески бутылку с остатками водки. Огляделся не хуже Витьки – не вошёл бы отец, налил рюмку. Торопливо вышел к мятущемуся за стволом однокашнику.
– Я тебе что, синичка? – обомлел тот, увидев рюмку. – Я от этого не напьюсь. Стакан есть?
– Водки нет, – соврал