она житейской неприспособленностью молодежи: «Вот обед приготовить вы не умеете, одежду залатать не можете, к домашнему порядку не приучены… Вы хоть бы научились прислушиваться к тем, кто жизнь лучше вашего знает. Слово старшего бывает порой горьким, как хина, но если бы не она, сколько людей погибло бы от лихорадки…»
Повиновения свекрови требует от Сурат и ее мать. В Газга можно угадать человека, который, наверняка в молодые годы испытал такой же семейный гнет и это искалечило ее душу, требуя возмездия. Боль выбора между женой и матерью, в повести падает на Алыццу. Хотя и не он герой повести, но в исповеди Сурат его отношение к родному дому очерчено довольно четко: «Проведи хоть ночь на вершине горы – и сразу поймешь, как дороги тебе твой дом и твои родные». Любовь Сурат к единственному сыну также искренна и сильна. Сурат рассказывала: «В тот день, когда он сбежал, обидевшись, Газга вся в слезах пришла в мою комнату. Вздохнула и тихо, словно размышляя вслух, заговорила: «Алыцца так любил меня в детстве, так крепко обнимал своими маленькими ручонками… Потом в школу пошел, писать научился. Как-то целых два дня меня не было дома. Он соскучился, ожидая, и написал мелом на входной двери: «Мама, я очень люблю тебя. Моя любовь больше, чем небо». Я не стала стирать эту надпись. Почти целый год все видели ее и читали… А теперь мой сын убегает от меня, не хочет разговаривать. Как же теперь жить? Ведь он мне милее всех на свете…». Сердце мое смягчилось, – продолжала Сурат, – и я готова была забыть все обиды, пожалеть и ободрить ее». Но усилия Сурат оказались тщетными. Необъяснимо поведение Газга в отношении молодых: нелепая сцена из-за купленной для Сурат кофточки, упрек в том, что «ведьма» отнимает у неё любимого сына…
Неуживчивость характера Газга и правота Сурат доказывается и в отношении стариков-супругов. Сурат возмущает равнодушие Газга к мужу. – «Люди не слепые, они давно все знают. Хлеб у нас – не хлеб, вода – не вода». Холодно в нашем доме, неуютно, – говорит и сам старик Авда.
Сурат вначале считает, что ради семейного благополучия она должна терпеть любые нападки своей свекрови, но теперь убеждается в несбыточности своих надежд. Газга любит, когда перед ней лебезят и подхалимничают, а Сурат не может этому научиться.
«Я всеми силами старалась избегать этого разрыва со свекровью. Я решила ещё раз попытаться жить только желаниями Газга, быть во всем послушной, забросить книги, ухаживать за ней, как за немощной старухой, беречь, как само благополучие дома. Но я так и не поняла, заметила ли она перемену во мне…», – говорит героиня повести. Сурат вовсе не хочет ссорить сына с матерью. Если бы он стал осуждать Газга, она конечно бы, воспротивилась, но ей хотелось, чтобы он научился не пасовать перед ней, убеждать ее, не отступаясь от правды, и так хотелось мира в семье». Каплей переполнившей чашу терпения Сурат и заставившей её уйти из дома стали уговоры лишить себя первенца. Это настолько жестоко и нехарактерно для горской сельской семьи, что как-то снижает жизненную