прозы (видимо, современный негативный оттенок в термине «беллетристика» Черчесовым во внимание не принимается). Знаковым становится и имя графини фон Реттау («Лира – символ поэзии»).
Обильны и порой избыточны эпиграфы к каждой из глав: какие из них плод творчества самого Черчесова?.. Обращаем внимание на один из них – булгаковский к главе IX с пометкой: «Из ненаписанного». Даже авторские примечания напоминают определения из несуществующего пока художественного тезауруса литературных терминов, как, например определение героя. Многочисленные отступления, репрезентация фактов и событий через якобы подлинные письма и документы, а на деле – плоды изощренной фантазии автора, репрезентация больших фрагментов из произведений всех действующих лиц завершают представление о жанре произведения. Это роман, где раскрывается код автора, имплицированный или эксплицированный непосредственно в художественном тексте. Такая самоинтерпретация определила своеобразие романа Черчесова, который приглашает читателя в свою творческую лабораторию. Ведь «современный писатель – почти всегда, возможно неосознанный, но теоретик, при этом еще всегда и теоретик собственного творчества» и для него литературоведческие дефиниции «прорастают художественными откровениями»[3]. В этом плане Черчесов близок автору цитируемых строк. Удивительное совпадение: роман С. Есина «Марбург», (хотя и менее «филологический»), опубликованный в X книге «Нового мира» за 2005 г., и его теоретическая статья о самоидентификации писателя вышли в свет фактически одновременно с романом Черчесова.
Доминантами «Виллы Бель-Летра» стали эстетические принципы Суворова. Он боится «ангажированности текущим моментом эпохи», стремится «поставить с ног на голову древний миф, а заодно и его толкование, дабы воскресить сокрытый в нем и пока неведомый никому смысл; он живет во власти творческого вымысла, упоительной пытки «искать – не знаю что, находя – незнаю-зачем» и страдает, осознавая, в конце концов, неотвратимость времени – Черной дыры, поглощающей художника, «сводя на нет любые усилия придать чему-то смысл». Постмодернистское кредо Суворова заявлено довольно отчетливо: «…Как бы мы ни старались высказать что-то свое, нас уже написали другие». (Здесь не может не вспомниться «Имя Розы» Умберто Эко.)
Черчесов и его герой допускают читателя в святая святых художника, в его творческую лабораторию, (впрочем, и в интимную жизнь, представленную крупным планом любовной историей с Веснушкой).
Так, в пятой главе репрезентирован последний, суворовский роман об острове Итака, принесший ему имя. В неоднократных описаниях выпавшего на долю успеха героя-протагониста угадываются и успехи самого Черчесова. Хотя тематическое содержание романа «Венок на могилу ветра» иное, в остальном пути произведений были сходны, как свидетельствует об этом несобственно-прямая речь, контаминировавшая внутренние монологи обоих авторов: «Его