Иванович стоял на коленях в спальне, опустив голову на табурет, неподалеку от кровати, и подложив руку себе под лоб. Он был мёртв. Третий день.
На письменном столе тихо бормотал советский радиоприёмник, любимое средство информации покойного, а рядом лежала старая потрёпанная тетрадь в коричневой обложке. Я открыл её.
Все листы тетради были исписаны мелким красивым почерком Владимира Ивановича.
Все страницы были заполнены его стихами.
Я взял тетрадь с собой и ничего не сказал товарищам. Я прочитал стихи Старого и понял, что в этой коричневой тетради была вся его жизнь.
– Постой, Иваныч! – сказал я, вспомнив довольно большой раздел стихов весьма своеобразной тематики. – Разве ты мотал срок? Я что-то не помню, чтобы ты рассказывал об этом.
– Было дело, – кивнул старик. – По молодости, по глупости попался. Совершеннолетие праздновал с дружками, подгулял. Вот по пьяни и натворил дел, да таких, что получил за всё по-полной, а потом от звонка до звонка под Тюменью лес валил. А я ведь видел! – он хитро посмотрел на меня. – Видел я, дружок, как ты эту тетрадочку под куртку прячешь!
– Как же ты видел? Глаза-то у тебя закрыты были, брехун!
– А про это ты и забыл! – торжествующе указал он на своё подрезанное веко правого глаза – следствие неудачной операции по удалению ячменя. – Этим глазом я на всё и смотрел!
Змей, прислушиваясь к нашему разговору, вновь подполз ближе, но все замечания держал при себе, опасаясь каких-нибудь агрессивных действий с моей стороны.
– Так что скажешь? – спросил я Владимира Ивановича. – Я вспомнил тот день. Где ответ? Я не вижу.
– Тетрадь. – Коротко ответил друг. – Стихи. Это дорога в оба конца, в любое время: луна-земля-луна-земля. В любое время, с любой скоростью, к кому хочешь, с кем хочется! С этим легче переносить пребывание в земной чуждой нам атмосфере. Если становится плохо – пиши и улетай!
В темноте раздалось злобное шипение ползучего гада, чьи мерзкие планы были сорваны.
– Утухни там, кишка! – крикнул я и спросил старика:
– Почему же ты ушёл? Как-то неожиданно…
– Почему же неожиданно? За несколько дней я чувствовал, что пришла пора. В последний вечер поужинал, включил приёмник, лёг на кровать, собираясь заснуть. Стал задрёмывать. Потом приспичило в туалет, поднялся, что-то скрутило живот, – не слишком больно, но тело стало словно ватным, – я опустился на колени, опустил голову на табурет – и всё. Я понял, что дорога на луну открыта. Но, – он резко поднял вверх палец, – и с луны тоже! Мы можем перемещаться в обе стороны. Всегда! Капустные грядки ждут нас в любое время!
Я посмотрел на змея – его тело приняло странные формы, шарообразно раздувшись в середине. Недоумённо глядя на него, я вдруг понял, что произошло.
– Иваныч! – крикнул я, расхохотавшись. – Этот придурок сожрал капустный кочан!
Змей угрюмо взирал на нас рубиновыми глазами и презрительно молчал.
– Теперь