очень ярок, персонажи – чрезвычайно самостоятельны и активны, описываемое уже можно трогать руками, всё становится материальным, и душу начинает переполнять через край какое-то неведомое ранее чувство, которому нет названия. Оно заполняет всё, душа начинает задыхаться, не в силах выплыть на поверхность этой субстанции, вынырнуть из плотного лунного света – выхода нет, и ты захлёбываешься этим светом и слезами, и сердце при этом бьётся так, что кажется, сию минуту разорвётся на тысячи кусков.
Это ужасно. И это прекрасно. Это ни с чем несравнимое чувство.
Возможно, это момент пребывания на милой моему сердцу луне.
Возможно, это побочные явления космического перелёта до луны и обратно при отсутствии каких-либо защитных средств.
Возможно, шизофрения… Нужно будет при случае спросить у Профессора.
Но если я и сошёл с ума, то мне это понравилось.
Впрочем, как и тем, кто меня хорошо знает здесь, на Земле, и там – на далёкой и спокойной лунной поверхности…
Островитяне
«Мы стояли на плоскости с переменным углом отраженья,
Наблюдая закон,
приводящий пейзажи в движенье,
Повторяя слова, лишённые всякого смысла…»
Как попадают на Острова? Это долгая история, но я всё же попробую её рассказать.
Думаю, что меня загонять на Остров начал мой собственный отец. Что бы я ни делал в детстве – строгал ли кораблик из дерева, малевал ли рисунок или же выполнял обычное домашнее задание в тетрадке – всё было сделано, по его словам, из рук вон плохо. По его мнению, я хуже всех своих сверстников ездил на велосипеде, хуже всех наводил порядок в своей комнате, в речке плавал как топор и ужаснее любого двоечника решал задачки и выписывал буквы. Когда я впервые в жизни своими руками отснял плёнку на фотоаппарате «Смена», лично проявил её и, замирая от восторга, при красном свете фонаря в ванной комнате напечатал первые фотографии, папка лишь скосил глаза от телевизора, мельком глянул на ещё непросохшие снимки и забормотал через губу:
– Этот слишком тёмный – можешь выкинуть… Этот вообще не понять что… А здесь что? Вот на фига вы так встали? Вы же фотографироваться собрались, нужно было встать перед объективом достойно! Место твоим фоткам – в помойном ведре!
Став немного постарше, я перестал делиться с ним своими проблемами, старался ни о чём ему не рассказывать. Но тогда он сам начал задавать вопросы о моём житье-бытье, и волей-неволей приходилось что-то говорить. Чаще врать. Надеясь порадовать его, я придумывал истории, в которых мы с друзьями выглядели весьма респектабельно и совершали почти героические поступки, но папаша был неумолим – как только я умолкал и переводил дух, он тут же разражался критической рецензией, объясняя, как поступил и повёл бы себя в описанной ситуации нормальный паренёк, а не такой жопоголовый дебил как его сын. Во время этих поучительных