что я в жизни не отвечу на письмо такой жалкой щепке. Да, это было мерзко. Несвойственная мне ранее жестокость сыграла злую шутку впоследствии, а тогда, отключив блоки, я презентовал театр одного актёра: беззастенчиво брал Настю за запястья, раскрепощённо придвигался к ней, кладя ладони на оголённую талию. Прижавшись к стене, Майя покорно лицезрела происходящее. Ты другой. Не похожий на всех, кого я знаю. В тебе чувствуется доброе, чистое сердце. Другой. Ага.
В какое время она ушла, я не видел. Да и меня это уже не касалось. С началом следующей песни мы с Настей вышли на воздух и, пройдя вглубь яблоневой аллеи, туда, где не горели фонари и фанило переспелыми яблоками, засосались. Поцелуй с ней не был похож на поцелуй с Мальковой и идентичными ей постными девчонками, на которых неделю назад указала бутылка. Эти губы и впрямь были удивительно мягкими, а влажным языком она дала понять, для чего он вообще при поцелуях используется, вызвав предательский стояк. Благо, было темно. Мы не говорили, лишь целовались под стрекот цикад, прислонившись к резному ограждению.
Той ночью, ворочаясь с боку на бок, как напряжённый глист, я испытывал небывалое самоудовлетворение, эйфорию и подлинное желание секса. Не просто импульс вздрочнуть под порно, а потребность в конкретных действиях. В конкретном человеке. Дождавшись двух-трёх ночи, натянул спортивные шорты, закрылся в сортире и быстро кончил, забрызгав спермой унитазный бачок.
Чего добивался, было достигнуто. Со следующего дня Майя отвязалась. Больше я её не видел ни у площадки, ни на завтраках. Она полностью пропала из поля видимости, а вскоре выяснилось, что по причине обострившейся астмы её забрали из лагеря. Сомнительное объяснение, но значения я не придал. Подумаешь – уехала и уехала. Тем лучше.
С Настей после случившегося мы не стали парой, но каждый вечер вместо дискотеки традиционно шли к старой яблоне и до самого отбоя, закинувшись мятной жвачкой, целовались. Иногда грызли яблоки. Говорили? Мало. Вопреки физической тяге, я боялся оставаться наедине. Поцелуи спасали, только ничего по-настоящему глубокого в них не крылось. Она вроде по-прежнему мне нравилась, но когда эмоции поутихли, наружу вылезла изнанка, показавшая, что общего, кроме бульона гормонов, у нас нет.
По возвращению в город встретились у старого ДК, глянули в кино новомодный блокбастер. Напускная романтика лагерных поцелуев потеряла былое очарование. Я смотрел при солнечном свете на лоснящийся лоб, покрытый угревой сыпью и слипшиеся ресницы, не понимая, чего меня три недели так неистово крыло. Обыкновенная девчонка, каких много. Ну да, танцует эффектно, классно целуется, одевается в топовые тряпки, и что? Что ещё мне удалось разглядеть? Что вообще способен увидеть ограниченный, близорукий по умолчанию подросток?
– Тогда пока? – произнесла она, убрав с лица выбившуюся прядь волос.
– Пока.
На этом, взаимно разочарованные, мы и попрощались.