Мару.
Путешествовать верхом несравненно удобнее, и дальнейший путь я продолжил уже на Мару, но спустя несколько часов пути нас застала снежная буря. Снег неистово хлестал по лицу, будто красавица, дающая пощечины неверному мужу, и умудрялся зло покусывать тело, хотя я и завернулся во все, что только нашел, практически превратившись в капусту.
Маруки упрямо брел вперед, словно не замечая разбушевавшейся метели – он родился и вырос в таких условиях. В северных землях порою сложно отследить смену времени суток, если здесь вообще существовало разграничение дня и ночи. Синь неба оставалась неизменно синей, разве что из-за метели чуточку потеряла свою насыщенность, а белая монета, прилипшая к ней, была, вероятно, луной. За нами по пятам следовал шлейф авроры бореалис, а также медведи, которые то ли поджидали, когда мы ослабнем, чтобы полакомиться олениной, то ли и впрямь были звездами, спустившимися с неба и заблудившимися в этой снежной буре.
Их поджарые тела почти сливались со снегом; я мог определить их только по черным точкам глаз и тому, как мерцают снежинки на их косматых шкурах. Они шли за нами от самого городка, но в меня совсем не вселяло надежды то, что они до сих пор на нас не напали. Да, у меня был посох, мой помощник и оружие, но разве им защитишься от такой громадины? Наверное, им даже Мару был по зубам, разве что рога застряли бы в горле.
Из-за беспрерывно метущего снега мир вскоре совсем исчез, и я уже не знал, куда ведет меня Мару. Тело точно одеревенело, я перестал чувствовать пальцы рук и ног; пекущее лицо кусали злые снежинки – зубастые блохи севера. Я так сильно сжимал поводья, что перчатки к ним примерзли.
Я надеялся, что метель затормозит медведей, но, обернувшись, увидел в десятках метрах самого крупного из них – на его боках снег нарисовал узоры, похожие на звезды, а глаза были как две черные луны. Он мощно загребал лапами снег, разгоняясь и набираясь азарта, словно бьющий в грудь ветер его лишь раззадоривал. Его шерсть сияла, а из пасти при каждом прыжке вырывались клубы пара.
Звезда или нет – он нацелился на нас и был вполне себе материальным, чтобы перешибить одной лапой хребет карибу. И самое ужасное состояло в том, что он нас постепенно догонял – расстояние между нами сокращалось каждую минуту. Мару не уставал, но и медведь тоже, словно скорость и охота только придавали ему сил.
Я редко оглядывался – шарф и метель не позволяли лишний раз шевелиться – поэтому пропустил тот момент, когда медведь нас нагнал; все произошло слишком быстро, слишком внезапно… Наверное, именно это и спасло мне жизнь. Когда медведь с рычанием прыгнул, Мару дернулся, и я, теряя равновесие, на автомате взмахнул посохом.
По лицу брызнуло горячим и соленым; я увидел только, как наконечник посоха мягко вошел ему в грудь, прямо как в зефир. Медведь рокочуще ухнул и упал, а из его раны хлынуло что-то сияющее и белое.
Мару ударил воздух задними ногами, и я крепче вцепился рукой в его шею. Медведь с трудом поднялся на лапы, огромный, как белая гора; по его груди лился свет и падал каплями в снег – я видел это