Если у нее есть вай-фай.
Все рассмеялись. Эви подошла к единственному окну в помещении и открыла его. Затем снова повернулась к аудитории, и студенты увидели, что она все еще ждет ответа.
– А если написать ее историю? – спокойно спросила Эви. – Как насчет истории?
Студенты молча смотрели на нее.
– Когда я была немногим старше вас, библиотекарь дал мне этот молитвенник затворницы, – продолжала она. – Он был маленьким, довольно потрепанным, с посеревшим от старости кожаным переплетом. Страницы стали мягкими, но на них по-прежнему явственно проступали слова. Только на одной странице одно слово у самого края было почти неразличимым.
– Какое? – спросил кто-то.
– Бог, – ответила Эви.
Теперь даже тот парень весь превратился в слух.
– Как это произошло? – спросила она. – И почему? Почему слово на полях исчезло, а все другие остались?
Студенты ждали.
– Я сидела там, в библиотеке самого холодного города Англии, держала в руках молитвенник, смотрела на страницу, и в моем сознании постепенно проступал образ затворницы, этой двадцатилетней девушки, замурованной в келье. И внезапно я поняла. Юлиана стерла слово, постукивая по нему, словно отбивала ритм. Каждый раз, когда читала эту строку молитвенника. Бог, Бог, Бог. Она ожила передо мной. Она была живой, была рядом.
Эви скрестила руки на груди.
– Но, – запротестовал парень, – откуда вы знаете, что она так делала?
Улыбка профессора Милтон была обворожительна. Впервые по-настоящему осознав сложности взгляда в прошлое, студенты всегда оказываются перед этой калиткой, какими бы умудренными себя ни считали. Разумеется, хорошие студенты. Которые действительно работают головой. Эви пересекла аудиторию и остановилась рядом с ним.
– В чем разница между историей и вымыслом?
– Факты.
– Факты. – Эви кивнула. – Очень хорошо.
Парень посмотрел на нее, понял, что она не шутит, вспыхнул и отвел взгляд.
Профессор Милтон вернулась к своему столу и кликнула по изображению, открытому на ноутбуке. На экране над доской появились два покосившихся, покрытых мхом надгробных камня на заросших могилах; на каждом большими буквами была написана фамилия: Крокетт.
Здесь лежит Луиза, 31 года,
умершая 31 августа 1840,
и двое ее детей, мертворожденных
Генри, р. 1846, ум. 1863
Геттисберг, Пенсильвания.
Далеко от дома.
– Подумайте, – предложила Эви. – Какие мы можем извлечь факты? – Она осторожно, бережно обращалась с этим словом, словно то было слегка подпорчено.
– Всё, – подала голос девушка, выступавшая на первом занятии. – Все указанное действительно произошло.
– Так, – согласилась Эви. – Хорошо. А теперь, где начинается история?
Все снова посмотрели на надгробия.
– Геттисберг, – ответил парень с копной кудрявых, как у горгоны Медузы, волос.
Его соседка покачала головой:
– Далеко