этот конфликт, с его многообещающими драматическими последствиями, превратился не более чем в бурю в стакане воды. Ланской, несмотря на на Милютина, и окружение Александра, известное в просвещенных кругах, как «аристократическая камарилья», вскоре поняли, что дворяне были не мятежными священниками, а принадлежали к их собственной нации, и были частью одного и того же порядка. «А ты действительно веришь, что мы позволим тебе закончить это дело?», один член губернского комитета (граф Бобринский), заметил Милютину, «меньше месяца пройдет, прежде чем вы вылетите в трубу и мы будем на твоем месте». События, и прежде всего, сам Акт об освобождении, доказал правоту Бобринского. Вскоре Александр торжественно подтвердил, что считает себя в первую очередь частью дворянства и что, по его собственным словам, «все, что можно сделать, чтобы защитить прибыль землевладельцев было сделано», хотя он и продолжал сопротивляться идее ограничения его абсолютной политической власти.
В результате, было много споров о средствах уменьшения площади земель, отведенных крестьянам; но, когда Панин унаследовал Ростовцеву, гармония между дворянством и правительством была восстановлена, и за ним последовали ужины с дружескими речами с обеих сторон о священных и нерушимых правах частной собственности. Даже Милютин и Кавелин предложили это дворянству: они договорились, что землевладельцы должны получить компенсацию не только за землю, на которой жили крепостные, но и за самих крепостных «в соответствии с местными текущими ценами» (Кавелин), и Кавелин писал, что «классовые различия – это феномен, общий для всего человечества с самого сотворения по наши дни. Очевидно, что неравенство классов устанавливается не по обстоятельствам, а по самой природе человека и человеческой натуры». «Прискорбно», продолжил Кавелин, что люди «придумывают либертарианские теории равенства, которые наполняют историю слезами и кровью, и безоговорочно отрицают всё неравенство, которое является основным законом человеческой натуры». И он пришел к выводу, что земельная реформа освободит российское общество «от мечтательных теорий равенства, от отвратительной зависти и ненависти к высшим слоям общества и вытекающей из них социальной революции».
Редакционные комиссии, центральный комитет и, наконец, Государственный совет, перед которым была поставлена задача сформулировать принципы и методы проведения земельной реформы, постепенно вносили изменения в пользу землевладельцев. Единственный вывод, который можно сделать из законов об освобождении в последней редакции, что всё задумывалось не для крестьян, а для землевладельцев, и, в частности, для тех, чьи поместья лежат в чернозёмном поясе или других плодородных районах, и кто составлял большинство. Так проявились все неясности и неопределенности Александра как политика. В каком-то смысле, они положили конец деградации крестьянства в России,