не подьячие, а воины, но не безродные наемники, а воины народа русского!»
Царь не был совсем безразличен к распространяющейся оппозиции. Его бесило то, что его добрые намерения не были оценены. Он обвинил крестьян в неблагодарности; он искал козлов отпущения; он следовал привычному курсу, приписывая другим недостойные мотивы и отказываясь считаться с тревожными фактами, которые были ничто иное, как подрывные действия. И он проявлял все больше признаков раздражительности и обидчивости, что делало его всё значительнее склонным к большинству его бескомпромиссных советников. С точки зрения Александра, судьба крестьян была решена раз и навсегда: «Слухи дошли до меня», – сказал он в обращении к группе крестьянских старейшин в Полтаве в августе 1861 года, «что вы ожидаете каких-то других свобод, но не будет никакой другой свободы, кроме той, что мною вам дарована! Выполните то, что требует закон и устав! Выполняйте свои обязанности и трудитесь! Будьте послушны землевладельцам!»
Тем не менее, дух реформ все еще витал в правительстве. За реформами и подготовкой к реформам последовали друг друга быстро сменяющими: финансовая реформа 1862 года, Университетский устав 1863 года, школьное право 1864 года, земство, или Устав местного самоуправления 1865 года, закон о призыве на военную службу 1874 года. И все же удивительно, как мало что было изменено всеми этими, по-видимому, перспективными мерами, разработанными бюрократической машиной. Очевидно, что попытки применить передовые идеи к общественно-политической структуре российского государства не могли быть успешными, потому что в процессе реформ оказалось невозможным рационализировать или либерализовать самодержавие без разрушения его основ. В результате, проекты реформ были подвергнуты на каждом этапе модификациям, которые служили для сохранения первостепенных экономических и политических интересов установившегося порядка. И важно, что они не произвели ни малейшего впечатление на те слои населения, мнение которых касалось самых неотложных человеческих проблем, стоящих перед современным российским обществом: грустная судьба крестьянина, который был наименее впечатлен из всех.
Финансовая реформа привела к важным техническим улучшениям (таким, как стабилизация рубля, введение соответствующих бюджетов, а также централизация всех Государственных счетов в Министерстве финансов), вызывших волну иностранных инвестиций, рост компаний, оживление рынка акций и рост ценных бумаг. Но реформа никак не смягчила то, что один российский экономист (Леонид Ходский) назвал «обезображивающим чрезмерным оптимизмом» российской финансовой политики, и не изменила их хроническую бюрократизацию, которая, по словам российского министра финансов (Самуила Грейга), сделала русское правительство и финансовую администрацию «колоссом на глиняных ногах»: она была одной из самых дорогих в мире, и это было основано, как и прежде,