вил и дубин, и не имели политической программы. Также верно, что удаленность царя имела тенденцию создавать отношение смутного почитания среди крестьян. Быть может, тут была и своя доля довольно хрупкого мистицизма, который не распространялся на землевладельцев, представителей Церкви и местных чиновников, чья привычная несправедливость была их непосредственным опытом. Действительно, центральное правительство, хотя и не вызывало недовольства у крестьян, но землевладельцы время от времени выражали неуместные опасения, что может быть установлена дружелюбность и взаимная заинтересованность между дворянством и крестьянами.
Тем не менее, преданность крестьян царю, или утверждения хитрых советников о разочаровании «народа», были не столь трагичны, как в излагалось в некоторых отчетах. Только самые раздавленные и покорные крестьяне продолжали лелеять надежды на милосердное распределение земли благодаря Царю. Всякий раз, когда крестьяне узнавали правду о состоянии дел, их лояльность превращалась в сильное недовольство. Всякий раз, когда деревенским общинам приходилось посылать ходоков к царю с жалобами на их страдания – частая, хотя и довольно бесполезная практика, не предполагающая ничего, кроме расходов и унижения – крестьяне с неприкрытым гневом реагировали на любые слухи о милосердии царя. Даже Самарин согласился (в апреле 1861 года), что для крестьян указы, мундиры, государственные служащие, генерал-губернаторы, священники с крестами есть ни что иное, как ложь, обман и подделка. Люди подчиняются этим вещам, как они подчиняются сильным морозам, метелям, засухе; но они ни во что не верят, не признают ничего, не поддаются ничему. Признаю, образ далекого царя мерцал перед их глазами, но не тот царь живёт в Санкт-Петербурге, который назначает губернаторов, издает декреты и армейские приказы: это совершенно другой, первобытный, наполовину мифический царь, который может внезапно подняться из ниоткуда в форме пьяного дьякона или крестьянского солдата в непрекращающемся увольнении.
Многие крестьяне говорили: «Для царя было бы лучше не обещать свободу, если он не может командовать землевладельцами»; или они открыто заявили, что «корень зла находится в монархии», понимая, что им придется полагаться на себя, а не на высшую доброжелательность.
Как было отмечено, правительство было полностью готово к тому, чтобы подавить беспорядки с ужасающей жестокостью. Были отправлены карательные экспедиции; были массовые наказания, порки, депортации на принудительные работы в Сибирь и поголовное сжигание деревень, Подробные новости об этом добрались до Герцена в Лондоне. «Бедные, бедные крестьяне!», – писал он. – «Люди в Европе не подозревают, как правительство, поддержанное штыками и погодинскими статьями вкусив польскую кровь, теперь спускается вниз: кровь скользкая».
Поразительный инцидент произошел в деревне Бездна, в усадьбе