обитатели выехали из Маленькой Германии, и большая их часть обосновалась в Йорквилле, в жилых кварталах между Восемьдесят шестой улицей и Третьей авеню. И район этот уже нельзя было назвать чисто немецким, потому как здесь жили и чехи, и венгры, но в последнее время они начали переезжать оттуда из-за того, что стоимость ренты стала слишком высока для иммигрантов. И Йорквилль стал терять свою этническую принадлежность.
Но ничто не напоминало об этом в уютном небольшом зале ресторана «У Максла», где Джен долго изучала меню, а затем заказала телятину в маринаде с овощами, красную капусту и картофельные клецки. Все эти блюда она называла по-немецки. Официант, выглядевший довольно глупо в своих коротеньких кожаных штанишках, одобрил ее выбор или произношение, а может, и то и другое и прямо-таки расцвел в улыбке, когда я попросил принести мне то же самое. Однако на физиономии его отразилось крайнее неодобрение, даже отвращение, когда в ответ на вопрос, какое пиво предпочитают господа, мы сказали, что выпили бы по чашке кофе.
– Кофе я могу принести попозже, потом, – заявил он. – А хорошую немецкую еду положено запивать столь же добрым немецким пивом.
И тут вдруг я вспомнил вкус доброго немецкого пива, лучшие его сорта – «Бекс», «Сент-Паулиг», «Лёвенбрау», крепкие, с богатыми вкусовыми качествами. Я не собирался заказывать пиво, мне даже ни чуточки его не хотелось, но память о нем осталась. И я решил прогнать воспоминания, пока Джен втолковывала официанту, что сегодня вечером никакого пива он нам подавать не будет.
Обстановка была скромной, кругом одни туристы, но еда очень даже неплохая, и в конце мы заказали еще кофе, и даже съели какой-то сладкий и липкий десерт.
– Я бы так каждый день обедала, – заметила Джен, – если бы вдруг захотела весить фунтов триста. А тот парень с разбитой физиономией… Вроде бы он назвался Джеком?
– А что?
– Ты с ним разговаривал.
– Да я рассказывал тебе о нем.
– О том, что вы жили в Бронксе, верно? И один раз даже арестовал его.
– Не совсем, – ответил я. – Арестовывал его не я. Просто увидел на опознании. А потом его отпустили, потому что свидетель указал на другого парня. Кстати, я так и не сказал ему, что был на опознании.
– А я спросила, что у него с лицом. Промолчала бы, если бы он сам не напросился, сказал, что он не всегда выглядит таким «красавцем». В общем, превратил все в шутку, чтобы разрядить обстановку.
– А я однажды встретил Джорджа Шиаринга, – вспомнил я.
– Джазового пианиста?
Я кивнул:
– Кто-то нас познакомил, сейчас уже не припомню, кто и по какому случаю. И он с ходу выдал три или четыре шутки про слепых. Не слишком смешные, но не лишенные смысла. Допустим, встречаешь слепого человека и прекрасно понимаешь: он слеп, но научился убираться у тебя с дороги, привлекая внимание к своей слепоте.
– Да, примерно так же поступил Джек. А потому я не отстала и спросила, что же все-таки с ним произошло.
– И?…
– Взвалил всю вину на чертовы ступеньки.