тут, кофе пьете. Ненавижу этот ваш дом, чуть не… Она начала хватать из тарелок, выставленных на стол, наливая себе чай, обожглась: – Ай, все дом ваш… Все, хватит мне бутербродов, – она схватила тарелку и, бросив на нее уже намазанные маслом и покрытые поверх него сыром кусочки батона, с расплескивающимся кофе зашлепала по паркету: – Не хочу с вами! У себя в комнате позавтракаю!
Ревницкий, вставая и освобождая ей место, хотя ей оно уже не требовалось, успел спросить:
– Так что, машину разогревать? Поедем на квартиру?
– Обязательно! – скомандовала дочка.
XIX
В автомобиле дочка сидела молчком, а увидев двухэтажку, родной подъезд, снова обрушилась на Ревницкого, став обвинять его во всех смертных грехах, зайдя же в квартиру, почти обезумела от того, что вещи, оказывается, были сложены по коробкам, вроде бы готовы к перевозке, но брошены в квартире.
– Кто, кто из вас это придумал? Скажи мне, кто додумался упаковать все, а потом махнул рукой и не стал перевозить? Кто из вас такой супер-пупер сообразительный?
Михаил терпеливо курил, ждал пока наступит finita la comedia.
Не удивительно, что их перебранку услышала Анна Дарнова и пригласила зайти в гости.
– Нет-нет, Аня, мы уже уезжаем, мы ненадолго заскочили, – попытался Ревницкий отделаться дежурной фразой, посчитав, что за приглашением стоит обычное гостеприимство, но все изменилось, когда Анна объяснила:
– Сегодня годовщина, как не стало Алеши.
– Год? Неужели уже год прошел?
Ревницкому ничего не оставалось, как смиренно переступить порог, он сразу же окликнул дочь, но та, не поднимая головы, раскрыла очередную коробку и рылась в ней, как будто не слыша его. Он даже и не думал воспользоваться таким оправданием, как то, что он за рулем и не сможет пить. Услышав о времени, которое уже прошло со дня смерти своего друга, он как будто пропустил удар, был оглушен и растерян, словно это было известие о самой смерти, а не годовщина. Но главное, что Ревницкий увидел Юру. Все так удачно совпало: Ревницкий посчитал, что более удобного момента, чтобы поговорить с ним может и не быть впредь.
Только они зашли в квартиру, разулись, повесили куртки на вешалку, Марина стала отряхиваться от пыли, и, казалось, только затем, чтобы вывести из себя отца.
– Да перестань уже ты! – вспылил Михаил.
– Там все в пыли, разве не видел?
– Давай не здесь, слышишь? Не здесь и не сейчас! Это у вас что-то горит? – вдруг спросил он уже не у дочери.
– Не может быть, на плите ничего нет, я все давно уже приготовила, – отвергла Анна Дарнова, но Юра сразу же ринулся на кухню, и оттуда зачертыхался. Оказалось, пламя свечи, поставленной перед фотографией Алексея Дарнова, случайно перекинулось на снимок и сожгло его. Юра помрачнел, может быть, и надо было отложить разговор, принять это за знак, но Михаил Ревницкий рассудил, что это всего лишь досадная неприятность, что Юра не в таком уж плохом расположении духа, чтобы не смог воспринимать слова утешения. Ревницкий намеревался все же завести давно назревшую беседу.
Едва