то обыщи мою комнату.
– Не буду я ничего обыскивать. Просто знай, что бы там ценное не находилось, хоть миллион долларов, хоть слитки чистого золота. Это того не стоит, жизнь ценнее. Люди, которым принадлежит кейс и его содержимое, очень серьезные, шутить не станут, а наоборот, будут заметать следы. Понимаешь, о чем я? Подумай еще раз и ответь мне всего на один вопрос: ты знаешь, где кейс?
Юношеский пыл прошел, страсть во что бы то ни было противоречить тоже угасла, к Марине, похоже, наконец-то дошла вся нешуточность ситуации и она сказала:
– Я ничего не знаю ни о каком кейсе и никогда его не видела …ну там… Честно-честно!
– Хорошо, я тебе верю. Иначе нам не сдобровать. Эти люди уже пол области подняли на уши, ища того парня со склада, но действительно нужен им только кейс, как я думаю.
Хоть разговор и вышел напряженный, и не до конца было понятно, правдивый ли он, ведь ничего Михаил толком так и не добился, но ему все же хотелось верить, что его предупреждения услышаны, и к ним дочка отнеслась серьезно, а о судьбе кейса она, действительно, ничего не знала.
XIV
Итак, последний привал, дальше по дороге не предвидится ни одной остановки, если все будет благополучно, да и вспоминать осталось почти нечего, только то, что произошло совсем недавно, пару недель назад. Ревницкий избегал телефонного автомата до последней минуты, включился в разговоры с попутчиками, пил одну за одной чашки кофе, потому что глаза уже смыкались, курил, смеялся над приколами, шуточками и подначиваниями друг друга, а потом, когда уже начали рассаживаться по машинам, подбежал к кабинке и снял трубку. И снова раздались длинные гудки – аллилуйя! – и снова никто не брал трубку, но на это раз Ревницкий этому обрадовался, как дитя малое. Теперь-то ему понятно, это уже наверняка, что дома кто-то есть. Пусть он не хочет говорить с ним, этот кто-то – так все-таки Маринка или Лена? – то снимал трубку и молчал, то выдергивал шнур или снимал все трубки во всех комнатах – у него ведь в каждой комнате есть по телефону и телевизору (это ли не признак достатка?), – главное, что его кто-то дожидается, всеми своими действиями показывает свое недовольство, обиду на него, но остается дома, дожидается его.
Одно только его настораживало: а какой номер он набирал все это время и какой набрал сейчас? Не перепутал ли он, не набирал ли он все время номер не того дома, а?
Отъехав следом за колонной, Ревницкий проехал мимо голосующих и, повинуясь убаюкивающим дворникам, снова погрузился в воспоминания.
XV
Подумать только, это было прошлой весной, еще и года не прошло с тех пор. Весна вышла ранней, очень солнечной и теплой, это был конец детства, беззаботных деньков его дочери, но он все пропустил, он снова был в постоянных разъездах, пригонял и пригонял авто.
На выпускной он не экономил. У Марины было самое лучшее платье, заранее было уже договорено о месте в престижном вузе (тогда это словечко только вошло в обиход: «престижная» специальность, «престижный» факультет). Она не тряслась в последнее лето над выпускными экзаменами, а проводила лето