поехали, – он спешил, чтобы ненароком Марина не предложила подвезти и Юру, а им ведь было не по пути на самом деле, они ехали совершенно в другую сторону, и Ревницкий не хотел раньше времени раскрывать это.
– Домой, домой, как же я соскучилась! – никак не могла угомониться Марина.
Она сразу даже не обратила внимания на то, что на перекрестке Михаил свернул в другую сторону, только когда машину пару раз подкинуло на переезде, она завертела головой, силясь рассмотреть в бесфонарной темноте приметы того, где они находятся и куда едут. Ревницкий успокоил ее, что нужно еще кое-куда заехать и притупил ее внимание окончательно. Даже когда он открывал ворота, а потом заехал во двор, у дочки не возникло никаких подозрений. Когда же он открыл дверь с ее стороны и попросил выйти, а потом повел к крыльцу дома, то она растерянно осматривалась, все еще пытаясь понять, что же это за место. На пороге их встречала Елена, она запросто стянула курточку с Марины и толкнула ее внутрь просторного двухэтажного дома.
Дом. Да, это был дом, тот самый замысел, который созрел у Ревницкого после известия о смерти Дарнова.
И сюрприз, казалось, во всем удался, Ревницкий даже смог сохранить секретность хотя бы для дочери до последнего момента, и домом он был очень доволен, просторные светлые комнаты, модный ремонт, но вот только реакцию Марины невозможно было просчитать. Она была совершенно не той, на какую лично он рассчитывал.
– Вы построили дом?! – сначала Михаил с Еленой даже не поняли, что все пошло не так, не расслышали еще не окрепшую нотку разочарования, затем ставшую раздражением: – Зачем? Зачем вы это сделали? Вам чем наша квартира не нравилась? Что с ней было не так, а? Зачем нам этот дом?
XVIII
Хороший, конечно, вопрос. Как его могла не устраивать квартира, если он и ее-то жилой площадью не пользовался в полной мере!? Михаилу Ревницкому идея строительства нового большого прекрасного дома пришла сама собой после известия о смерти Дарнова. Показалась естественным и назревшим увековечить в чем-то свой труд и риск, прежде всего риск, а не проесть все эти деньги, не спустить в унитаз. Он видел, что деньги проедаются, что в случае чего после него и не останется никакой памяти. Вот он и замыслил воздвигнуть что-то вроде поместья, свить семейное гнездышко на года. С высоким забором по периметру, гаражом, садом, огородом, водонапорным насосом со скважиной, обычным колодцем, даже с дизельным генератором и запасом топлива на месяцок для автономного существования, без оглядки на то, что в мире происходит. Дом, в котором жить да жить и не тужить.
Это был и подарок жене и дочери, и памятник самому себе. Он не знал, что раньше и вероятнее случится: ему проломят череп, нагнав и столкнув с трассы, расправятся с ним, или фарт закончится, весь этот бизнес легализируется, войдет в спокойное русло капитализма с человеческим лицом, а не звериным оскалом, и доходы неминуемо упадут, никто за перегоны таких деньжищ впредь отваливать не будет, – не знал, но предчувствовал, что всегда так не будет. Что он вообще мог оставить будущему,