в нашем мироощущении гамму мимолётно-мгновенных удовольствий. Будучи соглядатаем жизни случайных людей, я оценил их непостижимую значимость на моё восприятие. Они не подразумевая ни о чём, утоляли мою обесточенную потребность общения. Когда твоя жизнь влечёт за собой нерасторжимое одиночество, как это всё-таки необъяснимо пребывать затаённым свидетелем их неустранимого счастья. Притаившись на дозволенном расстоянии, я проворно наблюдал сквозь биноклевые линзы моих очей как, к примеру, легонько нежат друг друга своими ступнями под столом недавние молодожёны. Или как фисташковое мороженое услаждает полость рта беспечного ребёнка, в то время как томно восседающая мадмуазель пребывает в ожидании своей очередной порции глинтвейна и клубничного тирамису. Я отрицаю вероятность того что люди могут быть случайными так как каждый из них привносит свою лепту в твоё выстраиваемое мировоззрение. И даже утренняя повседневность, повторяющаяся вне зависимости от обстоятельств и заставляющая тебя изо дня в день по утрам нестись галопом к столикам случайных людей с порцией свежевыпеченных круасанов и чашечкой espresso, не свергнет моего умозаключения, что случайность людей не случайна.
По крайней мере, в моей исповеди пребудет после один такой стихийный случайный человек, который по достоинству оправдает случайность нашей встречи, несмотря на горечь конечного итога. Впоследствии меня будет бессонно не покидать мысль, что я видел его лик бессчётное количество раз среди множества случайных лиц.
К концу каждого завершаемого дня я неотвратимо не желал возвращаться в опочивальню восемнадцати квадратных метров. Входя в свою однокомнатную обитель захудалого общежития, моё воображение обманчиво вырисовывало, что стены в моём присутствии суживались, а моё безотрадное одиночество расширялось в не измеримые объёмы. Зашторивая занавесы моего единственного окна, я погружался в сиесту темноты, которая щадила моё зрение от непогожей погоды. Моя страсть прислушиваться к воркованью полуночного города, не единожды ублажала мой слух и тем самым отгоняла безутешное одиночество.
Пробуждаясь ранним утром, я брёл из угла в угол в нестерпимом ожидании последующей суматохи рабочего дня. Эта моя нерасторжимость с постоянным знакомством людей, мешала моему любопытству дочитать выцветшие страницы последнего томика прустовского цикла.[14] По утрам я, как правило, включал местное радио и ловил собственную волну ежедневного настроя. Даже в свои выходные мне необходимо было утолить жажду воззрения случайных людей. Я часто просиживал пару тройку часов в кафе «LaVieux Four», которое открывалось только по вечерам, и заказывал стограммовую порцию самого дешёвого безвкусного вина и пожирал взглядом свечи «изюминка» которые освещали это заведение для любителей мясного.
Но не, то было важно. Главной целью такого разгульного вояжёра как я было, столкнувшись с взглядом наблюдаемого мной экспоната проникнуть в желоба её или его голубых, карих, зелёных или чёрных глаз.
Периодически я менял своё место для ловли глухонемых взглядов. Когда мне позволяло моё нещедрое благосостояние отправиться на охоту местной дичи в «Le Musee Fabre»[15]